1. Приговоренный к посредственности
Лейтмотив этого эссе так не вяжется с устоявшимся в литературоведении мнением, что наверняка найдутся доброхоты, которые постараются обвинить меня в очернении светлого имени Александра Сергеевича.
Уверяю читателя, цель моя – только справедливость. Только ради справедливости я решаюсь поспорить с устоявшимся мнением и попробовать утвердить иную идею, столь мастерски скрытую Пушкиным в пьесе «Моцарт и Сальери». А для этого нам необходимо (уже в который раз за историю литературоведения) вернуться к вопросу о «гении и злодействе».
Вопрос этот, как оказалось, еще не раскрыт до конца и ответ о совместимости гения со злодейством найден критиками не по-пушкински простой, однобокий и слишком уж прямолинейный.
Кто-то, не очень напрягая извилины, прочел, что «…гений и злодейство – две вещи несовместные…» и без трепета в сердце, без мысли в голове, не задумываясь о глубине вопроса, по-детски наивно вынес вердикт: да, несовместные! Приговорив тем самым Сальери к вечному позору не только как убийцу гениального Моцарта, но и как посредственного музыканта, как серую личность.
Именно этот последний пункт приговора (приговора к посредственности) и стал для Сальери убийственным. Именно этого приговора боялся Сальери при жизни, боялся даже пуще убийства. Именно его вынес он сам себе незадолго до отравления Моцарта, что, отчасти, и подтолкнуло его к преступлению. Именно его получил Сальери и после смерти.
Заслуженным был этот приговор или нет, мы еще будем выяснять ниже. Но вот он прозвучал, был подхвачен и растиражирован. Да и как же иначе, ведь сам Пушкин сказал устами Моцарта в маленькой трагедии, что гений и злодейство – две вещи несовместные.
Но позвольте, несовместные ли? И почему несовместные?
После смерти Сальери, в своем дневнике Пушкин делает короткую запись под заголовком «О Сальери». «Некоторые немецкие журналы, – пишет поэт, – говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении, – в отравлении великого Моцарта… Завистник, который мог освистать „Дон-Жуана“, мог отравить его творца».
Достоверных сведений о том, что Сальери действительно отравил Моцарта, не существует. Сомневающимся в этом я очень посоветовал бы ознакомиться с литературными трудами, исследующими данный вопрос, особенно с работами Б. Кущнера, в которых наиболее полно раскрывается указанная тема. Но нам интересен тот факт, что сам Александр Сергеевич всегда довольно скептически и даже критически относился к газетно-журнальным «сенсациям», сплетням и критике, о чем неоднократно высказывался в своих письмах, дневниках, стихах. Пушкинистам об этом хорошо известно. Тогда возникает вопрос: почему же, в таком случае, была сделана Пушкиным подобная запись?
