Мир изменился. Не сразу, конечно. И нет смысла искать причины, почему и как это произошло. Сначала просто пошел дождь. Немного погодя, как только на асфальте появились небольшие лужи, в воздухе сильно запахло миндалём или чем-то в этом роде. Сияние появилось несколько позже, когда Марта открыла глаза и присела на край кровати. Её немного удивило, что растения в горшках разговаривали: обсуждались последние новости корневых болезней и поведение проклятых насекомых, которые постоянно досаждали старому кактусу. Она не стала ждать окончания диалога и вышла на веранду. Вокруг было всё, но, в то же время, ничего не было: сияние – вот что существовало кругом, мешая разглядеть предметы дальше деревянных ступенек. Красота этого света поражала и завораживала. Марта прищурилась, – так всегда делала её кошка, когда смотрела в небо, как будто видела и понимала нечто, чего людям никогда и ни за что не понять и не увидеть. В безграничном сиянии ослепительного света она отчетливо услышала голос. Голос опять звал её, Марту. Как же прекрасен этот нежный и ласковый напев! Плавно раскачиваясь, Марта шагнула ему навстречу.
Все люди умирают. Это факт. Человек чувствует свою смерть задолго до того, – и это тоже правда. Уж Марте это было более чем известно. Да сколько их было этих доказательств – всех не пересчитать! Не сказать, что ей были всегда рады, но и Марте не всегда нравилось то, что она делала. Хотя, вряд ли от неё что-то зависело: она была простым исполнителем. Этот голос – он повелевал, напевая нечто, что туманило разум и подавляло волю. Да, вы не ошиблись – она была той, кто забирал жизнь. Или нет, скорее той, кто сопровождал жизнь в другую область бытия, доселе неизвестную и неизведанную, или просто забытую.
На этот раз её ждал какой-то старик. Так сказал Голос. Марта пыталась разглядеть в туманном сиянии лицо или хотя бы очертания человека, но увы! – такой возможности она не имела, и тех, кого забирала – забирала вслепую… Марта могла лишь слышать последние слова и вздохи тех, кто пойдет за ней. Так произошло и сейчас: стоя на веранде, она слышала хрип старого человека. Старик, видимо, уже не мог говорить; только стон изредка вырывался из его дряхлой груди.
