Ее тело источало свет.
В груди раскаленным ядром пылало сердце. Лучи пронизывали кости, нервы и кожу, вырывались наружу тонкими струйками чистой энергии. Она бежала, почти не касаясь земли. Она не замечала, как тлеют травинки от прикосновения ее голых ступней, как дымится и вспыхивает пламенем терновник.
Бронзовая змейка, дремавшая на пригорке, подняла голову. В зеркальной роговице заплясал огонек. Глаза рептилии улавливали тепло окружавших ее предметов и существ. Движущийся навстречу силуэт белел как молния в ореоле кроваво-желтых всполохов. Он мог обжечь, испепелить. Владычица холмов зашипела, скользнула под камень, спряталась в прохладной тени.
За первым силуэтом пронесся второй, третий… Гюрза не двигалась, загипнотизированная танцем солнечных тел.
Они не водили хоровод, не пели грустных песен. От них не пахло сладким мускусом и потом, как от иных двуногих. И все-таки они напоминали людей.
Одна из фигур склонилась над ручьем. Ее лицо исчезло за клубами пара. Змея не слышала, как существо глотает воду, но дрожь, исходившая от раскаленного тела, распространялась по земле.
Жажда, чудовищная, неутолимая, гнала пылающие силуэты на восток. Туда, где квохчет мотор, звякает колодезная цепь и скулит собака. Туда, где воздух пахнет коровьим навозом и свежестругаными досками. Туда, где вьется в небе воздушный змей, скрипят качели и звенит колокольчиком детский смех…
Мерцая лаковой чешуей, змейка выползла из укрытия. Вытянула раздвоенный язык и коснулась отпечатка голой ступни на песке. Довольная, она юркнула в горячий след, свернулась клубком, блеснул глаз с прозрачным веком. Палило солнце, быстро нагревая ее остывшую кожу.
Залаяла собака. Перестали скрипеть качели. Оборвался детский смех.
Солнце стояло в зените.
Тысячи желтых глаз с черными зрачками, не мигая, следили за светилом.
Крепкий мужчина в легкой рубашке то и дело закатывал сползающие рукава, в задумчивости разглядывал усеянное подсолнечниками поле. Цветы расплывались в мареве, и казалось, что по полю растекается сливочное масло.
Сухой воздух обжигал ноздри. Пылала обгоревшая кожа на шее, словно ее намазали перцовой мазью.
Еще немного, и подует ветер, зашелестит сухими листьями. Не может он исчезнуть так надолго. Хватит ему носиться по снежным вершинам и выть в ущельях. Хватит лепить пенных барашков из морских волн. Пора возвращаться из отпуска.
