Лет десять назад власти Москвы прогнали проституток с Тверской. С одной стороны, на Тверской стало чинно и благородно – никто не цепляет за рукав, отвлекая от рассматривания витрин бутиков, содержимого ресторанов, театральных афиш. С другой стороны, на Тверской стало скучно и неавантюрно – никто не цепляет одиноко бредущего в ночи мужчину за рукав, приглашая отдохнуть душой и телом. На машины тоже никто сексуально-призывно не посягает. Короче, опустела без них центральномосковская земля. Зато подмосковная приобрела. Улетели ночные бабочки в Химки и свили там гнезда, если так можно сказать про бабочек. Скорее, это присуще воронам и всяким там трясогузкам, но сути дела не меняет – центр столичной уличной продажной любви сместился из Центра в ближайшую северную провинцию. А я и не знал. До поры, до времени.
Те самые приснопамятные пора и время пришли, когда в один прекрасный седьмомартовский день я срочным образом был вызван научной руководительницей на квартиру её приболевшей сестры Надежды, за которой она всю предыдущую неделю безотлучно приглядывала, для безотлагательного завершения статьи и тезисов наших исследований. Документы эти нужно было буквально назавтра отсылать заграницу для публикации в сборнике ну очень крутого европейского конгресса.
– Такая публикация сделает тебе мировое имя, – увещевала меня профессор Лебедева, понимая, как неохота мне тащиться из своих Сокольников в далекие Химки. – Да я б её сама за тебя написала, но у меня здесь ни компьютера, ни материалов никаких нет. Так что уж будь любезен – приезжай с ночевкой. Работы много – за день, боюсь, не управимся. А завтра праздник наш женский – как раз нас с Надюшей поздравишь. Тебе пустяк – а нам приятно.
Повесив на себя с одной стороны зачехленный ноутбук, с другой – сумку с подарками для леди, я отправился в путь. Долго ли коротко ли (скорее долго, чем коротко) добирался я туда на общественно-транспортных перекладных, да не скоро дело делалось. Сначала Лебедева, истосковавшись по коллегиальному общению, методично выспрашивала у меня, что да как на кафедре, потом неторопливо поила нас с Надеждой чаем (да какой там чай – обед из пяти блюд, а чай – так, эпизод в финале этого луккулова пиршества), а затем уж нехотя принялась «фолиант создавать». Так и сказала:
