В этот день было одновременно грустно и легко. Грустно – потому что день в конце ноября только в редких случаях может подарить всплески радости и вдохновения. А легко – потому что мистер Челленджворс понимал, что хуже ледяного дождя со снегом, не прекращающегося ни на секунду свирепого ветра и почти кромешной тьмы на улице в шестнадцать часов пополудни уже вряд ли может что-то случиться, а значит, надо наслаждаться предсказуемостью и родом извращённого спокойствия, которые дарит это время года. В компании немногочисленных знакомых этот мужчина очень любил повторять, что всегда делает ставку на надёжность, а не на эффект. Наверное, именно поэтому в его гардеробе находились весьма немногочисленные свидетельства франтовства, зато все экземпляры были сшиты на года, и к фактуре материала был способен придраться только очень злой критик. Однако мистер Челленджворс принципиально избегал слишком дорогие магазины одежды из-за убеждения, что всё это «сплошное вымогательство и афера».
Мы не можем отказать мистеру Челленджворсу в здоровой жилке так нужного всем практицизма. В его доме всё было разложено по полочкам, а сами полочки блистали какой-то почти отталкивающей чистотой. Несмотря на частую внешнюю холодность и отстранённость, мистер Челленджворс, судя по всему, не навсегда распрощался с сентиментальностью. Пусть и довольно глубоко скрытой. В его доме можно было обнаружить множество мелких статуэток с неразборчивым выражение лица, деревянные поделки забытого происхождения, игрушечные плетеные корзиночки, искусственные цветочки неестественных оттенков и прочие безделушки. Он на них редко обращал внимания, но выбрасывать всё равно не решался.
В его доме было одновременно приятно и страшно находиться. Несмотря на почти геометрическую планировку, с которой были расставлены все вещи в комнате, посетителя невольно охватывал ужас при мысли, в какую передрягу он может попасть разбей или передвинь что-нибудь невзначай сантиметра на два дальше положенного места. Впрочем, посетители мистера Челленджворса были спасены от его приступов гнева по той простой причине, что их у него никогда не было.
Нашего героя нельзя было назвать мизантропом, и даже на нелюдима он не смахивал. Но вот так получалось, что гостей у него не водилось, и мистер Челленджворс ничего не мог или не хотел с этим поделать. По его глубокому убеждению главная ценность жизни заключалась в спокойствии, и ему казалось, что он достиг того идеала, когда незыблемость и предугаданность не подвергают сомнению счастье и довольство. Он панически боялся перемен, пусть даже таких тихих и невинных, как пара-тройка новых знакомых, и искренне полагал, что лучше уже имеющегося размеренного хода жизни вряд ли что-то есть. Это не походило на самовнушение или прописанную психологом терапию – мистер Челленджворс терпеть не мог психологов и полагался только на себя в анализе душевных переживаний. Господин был не женат и даже мысль обзавестись семьёй наводила на него попеременно тоску и приступы ужаса. Однако было бы слишком жестоко отказать мистеру Челленджворсу в достойной порции добрых сантиментов. Так, он бережно хранил золотые часы с причудливым вензелем на циферблате. Этот ценный подарок достался ему в своё время от бабушки, которую мистер Челленджворс еще ни разу не упомянул в разговоре ни с одним своим знакомым. Тем не менее с аксессуаром он практически не расставался и каждый вечер пятницы заботливо протирал специальным раствором его запылившиеся и немного потускневшие детали.
