Август, последний четверг. На Дворцовом
Ноги томились в прохладной Неве.
Солнечный глаз блеснул бирюзою,
И будто монета – нет, даже две
Упали одна за другой в тишине.
Я обернулся – высокий, курчавый,
Словно из зарослей белой сирени,
Мне улыбался парень с кровавой
Раной на правой груди, возле шеи.
В летних долинах с густыми лесами
Сплетались солёные нити ручьёв
И глину кормили в гранатовом саде,
К вечной охоте готовя копьё.
Пришелец, заметив моё удивление
Его наготой, вышел на край.
Прыжок – столкновение – исчезновение.
Стала прозрачной Нева, как хрусталь.
Ошеломлённый, вскочил я. Ступени
Гранитной змеёй уползали на дно,
Где люди толпились – чёрные стены,
И раненый парень – большое окно.
Двух лошадей в том окне я увидел:
Ворона́я спина, золотое седло.
Крылья у финского ветра похитив,
Тела их украли и тело моё.
Пара секунд – и вместе с пришельцем
Мы скачем. Дрожит позвоночник моста.
Спутник промолвил: «Не бойся. Вода —
Темница для чёрта и рабовладельца.
О́рсо, хранитель града Петра».
Никто не стоял на каменной мачте,
Змей обвивал перевёрнутый крест.
Кони неслись по палубе мрачной,
Гривы плескали просеянный свет.
Невский проспект. Хоть бы кто вышел —
Пусто. Но нет, у пятого дома
Старик восседал на стопке из книжек,
Держа на коленях пса молодого.
Чудак, улыбаясь, играл на баяне.
Спе́шились, чтобы начать разговор.
Последний вопрос – и искрой печальной
Остался недавно весёлый костёр:
«Там, где первый – там и второй.
Там, где второй – там и четвёртый.
Там, где четвёртый – там и восьмой.
Ну, а девятый – из всех самый гордый.
Третий обиделся, но промолчал.
Выдвинул пятый идею.
Письмо для второго шестой передал.
Седьмой же сказал: не надеюсь».
Ответив, старик поник головой.
Орсо и я поскакали.
На перекрёстке у Арки штабной
Нищую мы повстречали.
Погода испортилась. Запах миндальный.
Стихли подковы. Сёдла пусты.
Скрылось лицо под платком в тротуаре.
Бинты на руках. Затянулись узлы
В строке: «Помогите. Всё увели».
Молитвы мужчин у того анало́я
Подня́ли из тлена и́скру костра.
Последний вопрос – и огненным роем
Кинулась к Богу сырая земля:
«Сестрицы себя воплощением чуда
Считают, и дланью Господней, небесной росой…
Трещину в стенах пустого сосуда
Утаивать им уже не вперво́й.
