Представьте себе: вы лежите на пляже или готовитесь к обеду, потягивая аперитив, и вдруг слышите, как по радио кто-то вещает о Монтене… Когда Филипп Валь предложил мне сделать для радиостанции France Inter цикл летних передач об Опытах – по одному пятнадцатиминутному выпуску на каждый день, – эта идея удивила меня и показалась настолько рискованным вызовом, что я не устоял перед искушением его принять.
Замысел изложить труд Монтеня в виде немногочисленных отрывков был полной противоположностью всему, чему меня когда-то учили, шел вразрез с теми представлениями, которые господствовали в пору моего студенчества. В те времена извлечение из Опытов традиционной морали в форме сентенций осуждалось: преподаватели призывали нас обращаться к тексту во всей его сложности и противоречивости. Если бы кто-то осмелился кромсать Монтеня и подавать его по кусочкам, его бы тут же нещадно высмеяли, заклеймив как minus habens[1], а работу отправили бы на свалку истории вслед за Трактатом о мудрости Пьера Шаррона[2], составленным как раз из почерпнутых в Опытах формул. Пересмотреть этот запрет и подумать, как его обойти, я счел соблазнительной провокацией.
Однако задача выбора четырех десятков отрывков в несколько строк и их краткого истолкования, которое показывало бы всю стоящую за ними историю и в то же время их актуальное значение, казалась невыполнимой. Как выбирать? Наугад, подобно блаженному Августину, открывавшему случайные страницы Библии? Призвать на помощь чей-нибудь невинный перст? Или, может быть, проскакать галопом по основным темам Опытов? Показать их богатство и разнообразие или, наоборот, ограничиться несколькими любимыми фрагментами, не заботясь о единстве и полноте представления? Я использовал все эти варианты одновременно, без всякого предварительного плана.
И, конечно, я не мог отказаться от предложения занять эфирное время, в свое время принадлежавшее Люсьену Жёнессу[3], которому я обязан лучшей частью моей юношеской культуры.
Текст Опытов цитируется по изданию 1595 года[4].
Поскольку Монтень охотно преподносил себя как почтенного господина, удалившегося на покой и нашедшего убежище в личной библиотеке, мы забываем о том, что он был публичной персоной, весьма глубоко вовлеченной в дела своего времени, и в этот смутный период нашей истории исполнял важные политические функции. Так, при его участии проходили переговоры между католиками и протестантами, между Генрихом III и Генрихом Наваррским, будущим Генрихом IV, из которых он извлек для себя следующий урок:
