Теория газового света

Я знаю: за гранью, где исчезает всё, есть ромашковое поле.

Там мы и встретимся.

Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может…

Иннокентий Анненский «Бабочка газа»

Если задуматься, то любое творчество – это интерпретации темы жизни и смерти.

Справедливо будет сказать, что «Теория газового света» – самая хлесткая, злая и неочевидно автобиографическая книга, которую я написала.

Она про смерть, повлекшую за собой безумие. И про безумие, обернувшееся многими смертями.

Это роман-инверсия, роман-иллюзия, роман-лабиринт по закоулкам израненной души.

Но самое главное – это история о любви. О любви наперекор смерти…

О том, что, несмотря на кажущееся отчаяние, свет во всем происходящем есть. И далеко не всегда – газовый.

Прошло сорок минут с того момента, как на Москву обрушился еще небывалый для этого лета ливень. И двадцать, как Тимофей остановил машину у обочины, приказав выходить прямо сейчас, если ее что-то не устраивает. Конечно, сгоряча. Но Алиса так яростно хлопнула дверью, что он тут же ожесточенно вдавил педаль газа и скрылся вдали, оставив ее одну в незнакомом районе.

В сизых вечерних сумерках машины мчались по шоссе мимо бредущей вдоль края полосы девушки. Потоки воды разлетались из-под колес и, захлестывая друг друга, заливали ноги. Встречные огни слепили глаза, а в душе пронзительной чернотой расползалась едкая, щемящая пустота, и слезы текли уже непроизвольно, смешиваясь с размазанной по щекам тушью. Пару раз Алисе сигналили, но с дороги она не уходила. Может, оно и к лучшему: если повезет, кто-нибудь наедет на нее, не заметив или не справившись с управлением. Тогда всем страданиям придет конец…

– Девушка, у вас все в порядке? – И все-таки Алиса вздрогнула, когда в пяти шагах от нее притормозила заурядная иномарка. Стекло опустилось, из полумрака салона показалась голова водителя. – Могу чем-то помочь?

Мужчина пытался перекричать дождь, но слышно все равно было через слово.

«Можешь. Свалив отсюда!» – хотела огрызнуться Алиса. Даже рот открыла, глаза сощурила презрительно, но склизкий горький комок, вставший поперек горла, дернулся. Она опять заплакала. А еще, будто назло, чтобы прикончить, пришла мысль: «До чего жалко выглядят эти кривляния. Одна на городской обочине, в раскисших балетках и облепившем тело легком платье… Да этот мужик бог весть что о ней подумал!»