Беседы с патриархом Афинагором

О книге

Автор книги - . Произведение относится к жанрам религиоведение / история религий, христианство, богословие, православие. Год его публикации неизвестен. Международный стандартный книжный номер: 978-5-00165-060-7.

Аннотация

Эта книга – рассказ о встрече. Так представляет известный православный богослов Оливье Клеман записанные им беседы с Константинопольским патриархом Афинагором. Сквозь призму этой встречи читатель входит в мир Православия Балкан, Греции, Турции, Соединенных Штатов Америки начала прошлого столетия, наконец в жизнь самого патриарха, которая уже стала частью истории ХХ века. Ключевое событие этой истории – отмена в 1965 году анафем, взаимно наложенных друг на друга Римом и Константинополем в 1054. Вторая часть книги "Слова", посвященная беседам двух православных мыслителей, раскрывает исповедание веры Афинагора, веры, основанной на его внутреннней жизни во Христе, ощущении Его присутствия в мире, изумлении Им. Из этого ощущения вытекает настойчивое требование христианского единства, стоявшее за всеми словами и инициативами Вселенского патриарха. Его дела – это третья часть книги, где речь идет как о диалоге с западными христианами, католиками и протестантами, так и об усилиях патриарха по достижению единства среди самих православных Церквей.

Самиздатский перевод этой книги был сделан в 80-х годах прошлого века Владимиром Зелинским (ныне священником). Ее первое брюссельское издание 1993 года давно разошлось. К новому изданию переводчик добавил и новое послесловие.

В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Читать онлайн Оливье Клеман - Беседы с патриархом Афинагором


Предисловие

Книга эта – рассказ о встрече. Той встрече, которую автор хотел бы разделить со своими читателями, приобщив их к определенному строю духовной жизни. С тех пор как высокая фигура Афина-гора I появилась на телевизионных экранах и в иллюстрированных еженедельниках, христиане Запада, а благодаря средствам массовой информации и толпы людей, сумели по-своему почувствовать, что и «православный» Восток под пластом всех склерозов и расколов, принесенных историей. сохраняет верность христианскому единству, которую патриарх символически облек в слова и жесты примирения. Для цивилизации, которая пятится к смерти, по-обезьяньи копируя молодость, иконописное лицо Афинагора заговорило о старости, насыщенной мудростью, и – кто знает? – может быть стало каким-то знаком преображения и самой смерти. «Архетип старого мудреца», как сказал бы Юнг, мудреца, умеющего дать почувствовать, что жизнь, завершаясь, превосходит себя, и что в глубине вещей лежит не небытие, а любовь.

Прошли годы с тех пор, как я, родившийся в атеизме. как другие рождаются в Церкви, отправился в это духовное паломничество в страну Востока и совершил решающий шаг в своей жизни, приняв крещение в православной Церкви. Я наблюдал за действиями патриарха и видел, сколь они плодотворны. За ночью души, ныне переживаемой Западом, мистической ночью, по выражению Хуана де ла Крус, мне открывалась иная сторона христианства, менее шумная, но более молитвенная, тяготеющая к своим «восточным» корням. Я видел и то, как некоторые бунтари понимали наконец, что единственное настоящее отчуждение – это отчуждение. которое лишает человека бесконечного. Вот почему, когда мне предложили написать эту книгу, я принял это предложение как призыв к служению единству.

Долгие летние недели 1968 года я провел с патриархом. Сначала в Стамбуле, затем на Принцевых островах и на богословском факультете в Халки, куда он приезжал немного передохнуть, воспользовавшись тишиной каникул. Поначалу он опасался встретить во мне одного из тех интеллектуалов, что хоронят жизнь под книгами (некоторые даже полагают что похоронили Бога), одного из тех богословов, которых он не любит за то, что само начало Жизни они обращают в отвлеченное понятие и оружие для полемики. Я молча выжидал, погрузившись в ритмы безмолвия, уважения и открытости, столь значимые на Востоке. И встреча состоялась. Патриарх увидел, что внимание мое обращено к чему прежде всего как к человеку, а не к образу. в котором он должен выступать. Он ощутил во мне любовь к своему народу и любовь к Византии. Но нас сблизило нечто еще более глубокое: за внешними границами Церквей мы по-разному угадывали в свете Евангелия новый лик Неведомого, Живого, делающийся прозрачным в истории, ставшей планетарной, и в космосе, распахнувшемся перед нами в своей бесконечности. Афинагор, любящий игру слов, сказал мне однажды, что я богослов… милосердный (Clement), а милосердие, между прочим, есть одно из лучших имен Божиих. С этого дня он стал считать меня своим. «Здесь вы – мой монах, вы должны мне повиноваться». И я был послушен, как бы обретя в нем отца. И когда он того хотел, я присаживался рядом с ним, как ученик у ног учителя. «Так старый человек исповедуется молодому», – сказал он мне однажды потому в наших беседах ничего не придумано, Разу меется, я не брал у патриарха никаких интервью и никогда не позволял себе делать какие-либо записи, когда он говорил со мной. Но у сердца хорошая память. Записывая все. что относится в этой книге собственно к разговорам, я поступал подобно античным историкам: восстанавливал речь, отталкиваясь от духа, от глубинных намерений говорившего. Я сблизил и скоординировал высказывания патриарха, прибегая иной раз и к недавним его посланиям, развивавшим его мысль. Но этой мысли, точнее, словам патриарха, я пытался вернуть своеобразие его речи. Я действовал не столько как фотограф, сколько как живописец, ч го хочет передать в облике тайну существования личности.


Рекомендации для вас