29 мая 1893 года, суббота,
летний сезон на Лазурном берегу
• 1 •
– Чисто французская мелочная подлость… Нет, хуже: безмерная глупость, – сказала мадемуазель, распахивая утренний выпуск La gazette des étrangers[1] так резко, что хрустящая бумага, пахнущая типографской краской, издала хлопок. – Прочли эту пакость, баронесса?
Дама, к которой относился порыв эмоций, обычно газет не читала. Ни утренних, ни вечерних, ни французских, ни даже английских. Ничего полезного для нее газеты не могли напечатать. Но в этой колонке городских происшествий, на которую указывала рассерженная мадемуазель, бросился в глаза жирный заголовок, сообщавший о внезапной кончине месье Saratoffsky, состоятельного русского туриста. Новость была крайне неожиданна и, к сожалению, меняла ее планы окончательно.
– Странно, – проговорила она, думая о неприятности, которая свалилась так внезапно.
– О нет, не странно… Это преступное бездействие!
– Вы слишком горячитесь, милая Валерия, на нас уже обращают внимание, – мадам коснулась ее руки, но девушку это не успокоило.
– Мне безразлично, что подумают господа и дамы, оплывшие от лени, – проговорила она, держа газету раскрытой. – Тем более никто из них не понимает по-русски…
На всякий случай баронесса оглянулась. В час после завтрака в ресторане Hôtel des Anglais[2], одного из лучших в Ницце, а потому выбираемого не только богатыми англичанами, но куда чаще приезжими русскими, посетителей было немного.
– Тут проживают наши соотечественники…
– Прекрасно, пусть узнают правду о хваленой французской полиции. Меньше будет иллюзий. А то воображают себе гениальных Лекоков, защитников закона и справедливости, а на деле – натуральные… – Валерия вставила словцо, которого московский извозчик постесняется.
Сочетание юного личика и крепкого выражения казалось чрезвычайно милым. Однако баронесса нахмурила точеные бровки.
– Милая, с нами ребенок, такие выражения недопустимы…
Ребенок десяти лет, о котором тревожилась мадам, восседал на другом конце столика, держа на коленях банку-морилку, в которой умирала бабочка. За мучениями насекомого мальчик следил сосредоточенно, как будущий ученый. К окружающему миру был безразличен.
