Эта книга не состоялась бы без моих родителей (когда-то они сделали выбор – дать мне жизнь), моей жены (без неё я бы давно сдался), сыновей (они представляют замечательное поколение), брата (он живёт в самом вдохновляющем городе на свете).
Благодарю каждого подписчика моего блога.
Благодарю друзей, поддержавших меня: @y_romanova, @irina_partseva (автор фотографии на обложке), @irineurban77, @tatyana_kalenykh, @katty_art и многих-многих других.
Желаю всем добра!
Это игра? Или всерьёз? Однажды я перестал понимать, что происходит. Вроде ничего не поменялось: всё те же стены, сад за окном, камин и круглый ковёр цвета бордо на зеркальном паркете гостиной. Но всё другое. Тусклое. Словно дом, где вырос, стал чахнуть. Здесь всегда был шум и гам, музыка, бесчисленные гости. Теперь коридоры наполнены долгим эхо, многие двери заперты. Почти каждый день появляются угрюмые незнакомцы, обходят комнаты, забирают с собой то гарнитур, то зеркала, то китайские вазы в два моих роста, то картины.
Первой исчезла та, что висела на лестнице – большое полотно в тяжёлой раме. Раньше по пути в спальню я подолгу замирал, разглядывая каждый гениальный мазок. Теперь о ней напоминает только выцветший квадрат на обоях. Дом пустеет, а они всё приходят и приходят. Изменилось что-то. Не пойму, что.
И этот разговор, случайно услышанный… В памяти засело каждое слово.
– Дорогой, я не выдерживаю, – говорила она, – шесть лет ада, мучений… неужели Господь оставил нас?
– Я не хотел тебе говорить, – отвечает он, – но мы вынуждены оставить его. Нет! Нет! На время. Год-два, пока всё не уляжется в Европе.
– Иначе…
– Иначе мы потеряем всё.
– Ему нужен уход…
– Ему нужен уход.
– В интернате…
– Я уверен, он простит. Хотя, едва ли поймёт, что происходит. Это ужасно, понимаю, но…
– А если…
– Не терзай себя. Обстоятельства вынуждают нас. Другого выхода нет.
– Нет…
На днях явился тот, что учит любить бога. В его глазах давно нет веры, но из рук он не выпускал библию, открывал её, зачитывал отрывки. Он пробыл до темноты. Я глядел на него с лестницы на второй этаж. Когда ему подали плащ, он помахал мне рукой. Будто бы приветливо. Я откуда-то знал, что говорили обо мне и о тех странностях, что творились в доме. И откуда-то знал, что меня ждёт. Смутное тревожное предчувствие не покидало меня. Как у приговорённого смертника, который догадывается о своей участи лишь по жестам, взглядам, да обрывкам фраз судей и присяжных. Только в чём я виновен? Не пойму…
