Сколько себя помню, всегда был не таким, как все. Еще в раннем
детстве, когда мне было всего четыре года, во мне пробудился дар.
Магический дар. Редчайшее явление среди орков – один на тысячи,
если не десятки тысяч. Гордость для любого отца, счастье для любой
матери, уважение и почтение для обладателя дара, великое будущее!
Ведь только одаренный может стать шаманом, овладеть магией и стать
связующим звеном между нашим миром и миром духов. Только он может
подчинять всевозможных и невероятных тварей с Той Стороны,
подчинять и управлять ими. Только ему позволено встать во главе
войска, дабы вести орду в набег, и только шаман может быть главой
целого клана. Но есть одно «но». Очень важное «но» – шаманом не
может стать полукровка. И потому я уже стал выделяться среди других
детей.
О том, что моя мать-орчанка – не моя родная мать, я узнал в
шесть лет. Она воспитывала и любила меня наравне с другими своими
детьми, но, в отличие от них, не родила меня. Родную мать я никогда
не видел и никогда не увижу. Отец прямо сказал, что она мертва, не
выдержала родов, не справилась с той кровью, что текла в моих
венах. Не справилась, потому что была человеком. Она не справилась,
но подарила мне жизнь.
Сначала я не поверил отцу. Да и как тут поверить, когда тебя
любят не больше и не меньше, чем твоих братьев и сестру? Когда
одевают и кормят не хуже них, обучают оружию и верховой езде на
огромных ездовых ящерах - ярхах - всех вместе, не разделяя на своих
и чужих. А самый старший брат, когда отца нет дома, учит разным
хитростям в охоте не только второго по старшинству брата, но и
меня! После чего одинаково отчитывает обоих за глупость и
неспособность запомнить элементарные вещи. Как я мог поверить в
сказанное отцом, когда он сам периодически по-родительски путает
наши имена после возвращения с границ с людской Империей?
И все же поверить пришлось.
Чем старше я становился, тем больше отличий замечал между собой
и своими сверстниками. Замечали это и они. Сложно было не заметить.
Мы, орки, растем быстро. И уже к десяти годам разница между мной и
самым щуплым моим одногодком была ощутима, слишком ощутима, чтобы
сказать, что я еще наберу массу и объем. Это стало очевидно, когда
мне исполнилось двенадцать лет. Когда Казир, мой брат, который
старше меня всего на год, без проблем стал выигрывать девять из
десяти спаррингов. Когда моя сестра Хирза, родившаяся с Казиром в
один день, сравнялась со мной ростом, а в ширине плеч если и
уступала, то незначительно. Когда цвет моей кожи был не
темно-серым, как у отца, а так и оставался на несколько тонов
светлее, чем у сородичей, словно я все еще пятилетний мальчишка.
Когда уже у всех ровесников давно хорошо виднелись хищные клыки, а
у меня они были едва заметны. Тогда-то все и встало на свои места:
и слова отца о моей родной матери, и мое хлипкое телосложение, и
все более серьезные подначки и смешки других детей.
