В оформлении обложки использована фотография автора Inactive. “grayscale-photography-of-chessboard-game-957312” c https://www.pexels.com
“Это началось внезапно, без предупреждения: из неведомой норы, подобно крысе, метнулась одна тварь, раздалось дьявольское пыхтение и приглушенное хрюканье, и потом из отверстия под камином хлынули потоком омерзительные, словно изъеденные проказой, уродливые твари, страшнее самой смерти и самого безумия. Вскипая, булькая, пузырясь подобно змеиному яду, этот поток изливался из зияющего отверстия, растекался, как гной, и устремлялся из погреба, чтобы распространиться по проклятому полуночному лесу, неся с собой ужас, безумие и смерть. Бог знает, сколько их было…”
Говард Филипс Лавкрафт. Притаившийся Ужас
…Неподвижность. Растерянность.
Было очевидно, что Модест Макри умер, вот только что. Тело ещё не успело остыть, грифель, отворивший алые ключи на запястьях – выскользнуть из ослабевшей руки. Гибель настигла Макри посреди площади, полной людей, готовых – хоть бы и вопреки собственным убеждениям – прийти к нему на помощь, и это было чудовищно само по себе. Но более чудовищной оказалась гримаса отчаяния на лице погибшего. Не ужаса – естественного, а потому неудивительного, но отчаяния! Отчаявшийся паррик мог решиться, на многое, в худшем случае – на предательство, но не на смерть…Впору было заорать – отдай грифель, провокатор! Сволочь, мерзавец, отдай грифель!
Солдаты только и могли, что искать ответы друг у друга, и на лице полковника, застывшего перед мертвецом – великан, обращённый в камень.
– Бумаги… бумаги премиор-генерала!
Спохватился, наконец, кто-то.
Он ещё не понял того, что убийца скончался в одно и то же время с жертвой, и что единственный свидетель, – полковник, – соучастник в той же мере, что и свидетель. Слово не развеяло кошмар,– как в тайне надеялись солдаты – напротив, подтвердило, – он столь же вещественен, как и записи премиор-генерала, лежащие на самом видном месте.
На столе.
Полковник пошевелился, словно кто-то скомандовал “отомри”. Действуя инстинктивно, как человек, проснувшийся не до конца, накрыл рукой окровавленные листы. Дисциплина властно (и вовремя!) напомнила ему – записи премиор-генерала Милитарии Сар-Паррик – дело не рядового ума, и, положа руку на сердце, не полковничьего, но случилось немыслимое – вместо того чтоб отпрянуть от запретного плода как от змеи полковник сгрёб всю стопку разом, и начал читать – вслух. Судя по лицу, напрягшемуся так, что казалось, вот-вот начнёт трескаться кожа, и взбугрившимся якорными цепями мышцам, усилий, потребовавшихся для этого, хватило бы на караван, пробивающийся сквозь топь.
