На темном небе засияла луна. Глухая тишина накрыла частные дома на Морской улице. Морозный свежий ветер слегка тревожил застывшие деревья, высаженные вдоль уснувшей аллеи. Фонари освещали сугробы.
В полночь время на мгновение остановилось. Все застыло. Будто затишье перед бурей. В долгом молчании еле сдерживался всплеск агрессии и опасности. И вот пришло время онемевшему крику вырваться на свободу, ведь терпеть уже становилось невыносимо.
В подвале одного из частных домов на Морской улице за деревянным столом сидела молодая женщина. Рядом искрилась белая свеча. Ее огонек тускло, покачиваясь из стороны в сторону, освещал мрачное помещение. Подвал был завален тяжелым старым хламом, который уже долгое время ожидал того несуществующего часа, когда сможет, наконец-то, стать полезным.
У стен подвала вертикальной пирамидой нависали деревянные разбитые полки, служившие ранее подставками для уже забытых книг с порванными переплетами и беспощадно сжираемых пятнистой плесенью. Рядом с лестницей, ведущей наверх, располагался тяжелый дубовый комод, служивший сейфом для молотков, гвоздей, ключей, гаек и прочей строительной мелочи. В хаотичном порядке были разбросаны картонные коробки, переполненные колотой посудой, порванным грязным текстилем и вышедшими из строя автомобильными запчастями. В воздухе уже давно повис запах затхлой сырости.
Женщина спешно и небрежно записывала что-то в толстый блокнот, обтянутый коричневой кожаной обложкой.
Слезы текли по ее испачканному сажей лицу, оставляя чистые линии на щеках, и капали на исписанные листы. Женщина непрерывно водила ручкой по бумаге, будто боялась не успеть запечатлеть на ней что-то особенно важное. Ее русые длинные локоны были растрепаны, их спутанные концы лежали на бумаге и назойливо мешались. Бледная кожа в свете тлеющей свечи, худые руки и потухшие глаза делали эту женщину похожей на призрака.
В тишине темного подвала звучал ее непрерывный шепот:
– Простите… простите… простите…
Слова сопровождались всхлипами.
Через щели закрытой двери внутрь уже стал проникать едкий дым. Но женщина продолжала писать, не допуская даже мысли уйти из этого гиблого места. Становилось тяжело дышать, кружилась голова, женщина теряла сознание.
