Кома, длиною в три дня. Тонкая линия,
барьер, отгородивший меня от прошлой жизни. Там у меня было всё,
здесь лишь своеобразная ценность в качестве подопытной крысы. Я
человек, известный всему миру, но отдал бы всё за пару минут
сна…
Пролог
Тьма, свет – всё смешалось в идеальную
палитру, а потом в серое месиво. Странный голос, пробирающий до
костей, чёрные крылья, окутывающие меня, словно зимний плащ. А
потом они же, осенними листьями падающие вниз. Девушка, выслушавшая
меня, и она же, злобно визжащая в такт окутывающим её лозам. Свет и
тьма долго боролись за чью-то жизнь, но вот, от первого остался
лишь спешно улетающий комочек, вторая же покрывала меня своим
бархатным плащом.
Всё колыхалось в такт стенам. Врачи,
капельница, потолок – лишь тёмные точки повсюду оставались
непоколебимы. День шел за днём, стены остановили своё движение, а
пальцы начали откликаться на мысленные просьбы хоть немного
шевельнуться. Попытки есть, попытки ходить. Потом – долгая
реабилитация, через месяц контроль над телом вернулся полностью, а
через два – память. Затем выписка, возвращение в покрытую толстым
слоем пыли холостяцкую берлогу.
Я лежу на кровати. Ммать, в который
раз уже? И всегда одно и то же. Веки закрываются, мозг полон
готовности наконец отдохнуть – и ничего. Сон не идет. Его не было с
той самой злополучной комы. Уже который месяц…
Черт, как же я устал. Тело, постоянно
бодрое, вместо отдыха просит еды. Поел – и через час ты вновь полон
сил. Вот только моральная усталость никуда не девается. Поначалу с
этим помогало справляться общение, потом с головой ушел в работу.
Начал с одной смены, потом пахал в две, через месяц настолько
отчаялся, что взял ещё и третью. Голову посещало всё меньше мыслей,
дела не ладились и работу я потерял.
Наверное, всем знакомы такие дни,
когда ничего не хочется делать, всё валится из рук и ты с
нетерпением ждешь вечера, чтобы наконец обняться с вечно
приветливой кроватью? Я же так живу, пропитавшись ненавистью к
себе, докторам, медицине, человечеству – за полное отсутствие
решений проблемы. Врачи мекали, бекали, обследовали, совещались – и
робко отчитывались в своей беспомощности. Меня даже за рубеж
отправляли – обследовать феномен. Однако немецкие и израильские
врачи от наших отличались только молчаливостью.
