Девочка понравилась ей сразу. Она стояла впереди, в очереди в магазине, и Полина наконец-то смогла рассмотреть её во всех подробностях.
Не дылда, но и не коротышка.
Пепельно-русые волосы, с выгоревшими до платины прядями над высоким лбом, собраны в хвост под черную резинку.
Брови и ресницы цвета кофе.
На вздернутом кончике носа то ли родинка, то ли веснушка.
Хилые руки с острым, как шило, локтем, ладони на удивление узкие и породистые.
Пальчики длинные, ровные, но неопрятные, с воспаленной махрой заусенцев вокруг криво подстриженных ногтей. Анемия.
И всё – таки красивая… Красивая, но ещё не знает об этом. Если бы знала, не стояла бы, упершись взглядом в стену.
– Уснула что ли? – гаркнула продавщица. Девочка вздрогнула и, суетливо путаясь в авоське, выудила бутылку с высоким горлышком:
– Мне масла постного, тетя Лена… Пожалуйста…
Продавщица что-то буркнула в ответ, вставила в горлышко металлическую воронку в желтых потеках, и масло ленивой золотистой струей потекло по стенкам бутылки.
Кажется, её звали Кира. Полина частенько видела эту робкую девочку в подъезде и во дворе. Семья её была… Как бы это помягче сказать? Обыкновенная такая семья провинциального городка начала 80-х: выпивающий отец, уставшая бороться с его пьянством мать, ну и, разумеется, символы здешнего понимания о достатке и благополучии – трёшка в многоэтажке да мотоцикл с коляской.
Полина Аркадьевна улыбнулась своим мыслям. Провинциальный городок! Какая прелесть в каждом слове! Вот только в их райончике ничего уютно-патриархального и близко не наблюдалось. Ничего. Абсолютно. Зато «радовали» взор бесконечные, грязно-серые ряды стылых панельных пятиэтажек в бородавках разномастных балконов и лоджий, чахлые дворы с раскуроченными, ещё во времена оны, ржавыми качелями, загаженные песочницы, в которых, отгоняя вечно голодных собак и кошек, вяло ковырялись сопливые наследники пролетарского алюминия.
Впрочем, это ей после Москвы, после родных Хамовников, всё кажется таким убогим. Будем справедливы, здесь тоже встречаются приятные глазу места. Например, неподалеку есть скверик, где можно пройтись в гордом одиночестве, вдыхая медово-свежий аромат раскидистых лип, с великодушием старых деревьев заслонивших собою торжество экономики, которая должна быть экономной. Именно в этом сквере она увидела девочку в первый раз, та сидела с книжкой в руках на утопающей в высоком бурьяне лавочке. Игра солнечных бликов и резных теней листьев дробила её черты, и в памяти Полины от той встречи с Кирой осталось не её лицо, а серебристое облако волос и острые, цыплячьи плечи. Что ж, картинка была вполне ренуаровской. Полина хотела спросить у девочки, что за книгу она так увлеченно читает, но почему-то передумала и, не обнаруживая себя, повернула назад.
