— Ещё пирожных, Дадличек?
Толстый парень улёгся животом на стол и подтянул к себе тарелку
с горкой «эклеров»
— Давай!
— Вернон, дорогой, ещё бутерброд?
Дядя вскинулся от раскрытой газеты, угрюмо покачал головой и
шумно отхлебнул кофе из большой чашки.
В душе шевельнулось раздражение. Дадли, когда выпрямлялся, сгрëб
своим животом скатерть так, что на всём столе посуда дрогнула.
Дядька омерзительно шумно прихлëбывает из отвратительной чашки с
какими-то нелепыми лошадками. И тётка… какое мерзкое двуличие. Как
она вообще может так себя вести, унижаясь перед этими тенями? Они
же как куколки на верёвочках!
Я стиснул кулаки, судорожно комкая салфетку, и ощутил, как на
скулах вздулись желваки, а в груди начало нарастать…
«Стоп, Поттер, стоп! Окклюменция! Барьер!… Тьфу ты,
визуализируется уже, как дырявый забор. Крепить! Крепить!
Крепить!»
На лбу и под носом выступила испарина, я дëрнулся, когда по
виску в уголок рта скатилась щекотная ледяная струйка накопившегося
пота.
Петунья пристально уставилась мне в глаза и медленно положила
ладонь на полотенце, висевшее у неё через плечо. Но тут же отвела
взгляд и едва заметно выдохнула, когда я, криво ухмыльнувшись,
покачал головой.
Чёрт побери, со времени моего поспешного возвращения на Тисовую
всё время ощущаю прессинг на сознание. Как постоянные удары волн
уныния, бьющиеся в утёс днём и ночью. И главное, как ни пытался
определить, разглядывая через очки окрестности, источника не
обнаружил. Смысл-то воздействия понятен — создать у ребёнка как
можно более резкий контраст между обычным миром и миром волшебства,
так, чтобы Гарри без лишних вопросов рванул хоть на край света
вслед за любым страшилищем, сказавшим пару добрых слов.
Но понимание причин ничуть не помогало. Только раз за разом
переносить внимание на барьеры в сознании. На меня, видимо, ещё
этот артефакт, ритуал или комплексные чары воздействовали сильнее,
чем на канонного Гарри, поскольку уныние, присущее его
меланхоличной природе, для меня — совершенно необычная эмоция. С
которой, соответственно, я банально не умею справляться. Ну и
взрослый разум под воздействием этой дряни создавал массу куда
более изощрëнного негатива, нежели в принципе мог создать маленький
мальчик.
Вернон же выглядел эти дни угрюмо и нервно. Судя по тому, что он
позавчера натужно-весело переселил меня в малую комнату на втором
этаже, первые письма из Хогвартса уже приходили, активировав
паранойю дядьки уничижительно точным адресом: «в чулане под
лестницей».
