1. Пролог
Вздрагиваю от звука удара, когда камень врезается в ворота. Один. Второй. И еще несколько. Уже третий раз за неделю после трагедии, случившейся с братом, соседи забрасывают наш дом камнями.
Глухие неразборчивые крики вторят ударам. Проклятия людей, которые раньше были добродушными к нам, ранят похлеще камней.
– Карим, – надрывно всхлипывает мама, прикрывает ладонью рот, со слезами на глазах глядя на отца. – За что они так с нами? Разве мало нас покарал Аллах?
Отец молчит. Подмечаю горькие складки у губ и глаз, морщины на лбу, темные круги под глазами и яркую седину на висках. Он сгорблен так сильно, словно тяжесть горя неумолимо придавливает его к земле. И это некогда мой самый сильный папа, который никогда не плакал из-за трудностей.
– Собирайтесь, – хрипит он, пряча от нас глаза, но я вижу, как одинокая слезинка течет по его щеке. – Сегодня мы уезжаем.
Я дергаюсь, будто от пощечины. Уезжаем? Навсегда? А как же… За грудиной начинает болеть, но я молчу, прикусывая губу до крови, которую ощущаю во рту.
– Мы прожили здесь тридцать лет, Карим, – мама не выдерживает, снимает платок и притискивает его к груди, невидящим взглядом впиваясь в обшарпанные стены. – Это наша земля, наш дом и...
После смерти брата даже наш красивый и уютный дом обеднел и потускнел, потеряв своего любимца.
– Тридцать лет?! – повышает голос папа, бьет себя кулаком по голове, жмурится что есть сил. – Да никто из друзей не пришел на похороны нашего сына! Не говоря уже о родственниках, Фатима. Что нам здесь делать, скажи мне?
Зажмуриваюсь, ведь это впервые, когда он кричит на маму. Опускаю голову ниже, веду себя как правильная и примерная дочь, не вмешиваюсь во взрослые разговоры. Как же больно на душе. И больше всего от несправедливости и клеветы. Не мог мой брат обесчестить младшую сестру моего сосватанного жениха, любимого…
Бывшего жениха, Ясмина, никогда не забывай об этом… Твержу себе это даже чаще, чем священную суру.
– Что ты молчишь, Ясмина?
Вздрагиваю, когда слышу рассерженный голос отца.
– Простите, папа, вы что-то сказали? – робко спрашиваю, боясь голосом выдать свою боль.
– Сходи в магазин, дочка, – смягчается его тон, а затем он гладит меня по покрытой голове. – Возьми нам в дорогу айран. Зулиха тебя проводит, негоже девушке одной ходить.
