1. Пролог
– Нет, пожалуйста! Не надо! Я больше не буду!
Меня разбудил детский крик. Здесь, в монастыре?! Я выскочила из кельи, оглядываясь по сторонам. И услышала звук пощечины. Кладовая! Там слабо горела свеча, и слышался тихий плач. Забежав туда, я увидела щуплого мальчишку. Он упал на мешки с крупой, схватившись за щеку. А настоятельница замахнулась снова.
– Ах ты паршивец! В святой обители воровать вздумал? За такое не то, что розг просоленных всыпать нужно, а…
– Нет! Не трогай его! – я перехватила руку настоятельницы.
Она резко повернулась ко мне, а малыш съежился клубочком на полу.
– А ты сама уважению поучись, – прошипела настоятельница. – Чай, не королева больше! Опостылела муженьку своему, вот сюда и сослали! Радуйся, что крыша над головой есть да кусок хлеба божьей милостью! Веди себя тихо и смиренно, не то найду на тебя управу.
Настоятельница замахнулась уже на меня. Я зажмурилась в ожидании тяжелой пощечины. Но тут раздался голос одной из послушниц:
– Матушка, там гости к нам!
Настоятельница хмуро кивнула. Придерживая подол, она переступила через опрокинутую корзину. Я выдохнула с облегчением, когда фигура в черной рясе скрылась из виду. Мальчик, сидевший тише воды, ниже травы, сдавленно всхлипнул.
– Меня Анисья зовут, – я присела на корточки. – А ты кто такой будешь, а, малыш?
Белокурый мальчишка вытер щеки рукавом заношенной рубашонки. Тусклая свеча освещала, насколько же он худенький, тонкий! Сердце сжалось от одного этого… Личико было бледным от страха, но даже так напоминало ангелочка с картинки.
– Меня Горан зовут. Я из деревни, недалеко отсюда. Дома ни крошки, вот я и…
Горан стыдливо показал огрызок яблока. Кислые, мелкие, они шли разве что в пироги, и то настоятельница пожадничала! Я покачала головой, встав и перехватив Горана за руку.
– Лучше я на кухне для тебя попрошу что-то покушать и домой собрать. Заодно посидишь, пока не рассветет! А я придумаю, с кем тебя отправить домой, к маме и папе.
Он вздрогнул и вырвал ручонку, снова сжимаясь в комочек. Глаза заблестели в испуге.
– Нет у меня ни мамы, ни папы. Сирота я, у дядьки живу. А его сынки, лбы здоровые, все отбирают… – поморщившись, Горан потер плечо и натянул посильнее рубашку, чтобы спрятать синяк. – Не надо ничего, я сам дойду, а то дядька узнает обо всем и изобьет. Он и так говорит, лучше б я сдох, ни на что не годный…
