1. Пролог
Семь лет назад.
Руза, Московская область.
___
– Беременность – тридцать восемь недель, двойное обвитие, тазовое предлежание, делаем кесарево... срочно, срочно! – кричит медицинская сестра дежурной акушерке, пока юную девушку с большим животом везут на каталке по родильному отделению маленькой районной больницы.
Ей так больно, что хочется кричать во все горло, но она сдерживается, сцепляя зубы, и только мычит, обхватывая обеими руками напряженный живот и стараясь не думать, что что-то может пойти не так... Еще бы: ее собственная мать девятнадцать лет назад умерла во время родов.
Перед глазами мелькают тусклые лампы больничного коридора, а потом резко сменяются ярким светом операционной.
Девушке помогают сесть, говорят что-то – а она едва слышит, – небрежно задирают рубашку, чтобы вколоть анестезию куда-то в область поясницы, а потом торопливо укладывают на операционный стол, суетятся вокруг... а она просто лежит и с ужасом ждет – что будет дальше?!
У нее нет никого, кто помог бы ей справиться с волнением, проводил бы в больницу, а после родов встретил в палате с цветами...
Она совершенно одна.
Мама умерла во время родов.
Папа – от обширного инсульта три года назад.
А отец будущего ребенка... впрочем, об этом не стоит и вспоминать...
Через несколько минут, когда анестезия начинает действовать, болезненные ощущения как будто выключаются, и только на грудь словно песка насыпают: дышать становится труднее, тошнит, голова кружится.
Анестезиолог говорит без умолку, задает вопросы, чтобы контролировать состояние пациентки, а медицинская сестра уже ставит ширму в районе груди, чтобы девушка не видела, как будут делать операцию.
– Что, уже начинаем?! – спрашивает она слабым голосом, и акушерка, склоняясь к ней в перчатках и маске, кивает:
– Да, у нас нет времени раскачиваться: пуповина ребенка душит...
– Но ведь... все будет хорошо?! – голос у девушки дрожит.
– Конечно.
Операция начинается, но органы чувств как будто начинают постепенно отказывать ей: сначала в ушах появляется звон, потом темнеет перед глазами.
– Давление падает! – кричит медицинская сестра, пищит какой-то аппарат, а потом все просто исчезает: запахи, звуки и даже яркий свет.
Через пару часов, придя в себя в пропахшей спиртом и хлоркой палате, девушка сразу же инстинктивно опускает руки на живот: ребенка там больше нет, анестезия еще не отошла полностью, но швы уже ощутимо побаливают.