1. Пролог
Я перебирала гнилую картошку и увядшую морковку, с ужасом понимая, что понятия не имею, чем накормить сегодня детей.
Хоть волком вой, хоть за голову хватайся.
Торопливо собралась. Два раза провела расческой по белым волосам, а потом махнула рукой, натянула джинсы (на мгновение засмотревшись на толстый рубец от шрама на животе), растянутую футболку, куртку, на голову накинула прохудившийся платок. Незачем прихорашиваться. Может, хоть у соседки крупы попросить.
— Мамочка, ты куда? — прибежала старшая, Аня, сжимая в руках одноухого зайца и нитки.
— Ох, опять младшие оторвали? — постаралась сменить тему.
Аня мотнула головой и тихо, словно зная, что ее будут ругать:
— Там Федька и Надя кушать просят...
— Сейчас, детка, я до тети Иры схожу и покормлю вас, подожди немного, поиграй пока с ребятами.
Вышла на улицу, а у самой руки трясутся от отчаяния.
И ведь даже понятия не имею, как до такого докатилась. Пришла в себя пару дней назад, вокруг пятеро детей, и все как один кричат: «Мама!..».
Сначала думала, что кошмар приснился, но кошмар и не думал заканчиваться.
И вот теперь я, в полуразвалившемся доме с покосившимся забором, в забытой всеми деревне пытаюсь хоть как-то выжить.
На самом деле не сказать, чтобы вокруг была совсем глушь. В сорока километрах отсюда располагался крупный город, Старославль, областной центр. Многие каждый день ездили туда и обратно с работы и на работу. Но во всем вокруг чувствовалось запустение, неухоженность и безнадега. А может, это просто я проецировала то, что было у меня на душе.
Придя в себя, я не помнила ни как меня зовут, ни кем я была до этого. Одно чувствовала — дети мои. При взгляде на них «ёкало» сердце, хотелось сгрести всех в охапку и защитить от всего на свете. Особенно от их отца. Мрачного мужчины с жутким взглядом и словно приклеенной к лицу кривой ухмылкой, некрасивой щетиной и хромой походкой.
Как я только замуж-то за такого вышла? Зачем?
Хорошо хоть он пока не приставал после моего «пробуждения», уходил с утра и приходил поздно вечером.
Дошла до дома соседки. Постучала — тишина. Снова постучала.
— Ирина Ивановна, вы там?! — крикнула я. — Это Света.
Мне показалось, что слышу разговоры. Приложила ухо к тонкой двери, прислушалась:
— Ты молчи, не открывай. Потопчется и сама уйдет. Вот блаженная, думает, кто-то ее дармоедов кормить зазря будет. Да пусть бы совсем с голоду подохли. Расплодилась как кошка, а теперь побирается…
