Его звонок раздался в тишине квартиры, когда она только переступала порог. Особенная мелодия, запрограммированная на входящий звонок с его номера, точно сообщала – это он.
– Не обижайся, – в тоне его голоса сквозняком пронеслась холодная вежливость. – Пока имел возможность говорить, сказал открытым текстом, а ты опять в том же направлении.
– Женщины – существа странные. То она понимает с полувзгляда, то не понимает прямо сказанных фраз.
– Ты всегда понимала меня с полуслова… У меня сейчас цейтнот, перезвоню, когда смогу…
– Конечно, звони в любое время дня и ночи… тебе это разрешено, другим нет, – лукаво добавила она.
– Не понял, каким другим? – он вдруг передумал прерывать разговор.
– Ух ты! Неужели я чувствую тонкий аромат ревности? Хоть крошечный?
– Совсем не крошечный, а вполне ощутимый, – в его ответе прозвучала настороженность.
– Когда ревность похожа на лёгкий укольчик – это возбуждает. За два года нашего знакомства я впервые уловила от тебя признаки ревности, забавно…
– А разве не я говорил, что если бы ты была моей женой, то я покрыл бы тебя паранджой и запер бы дома, – игра в слова нравилась ему.
– Это было сказано на заре нашего первого месяца и, как мне помнится, только для красного словца!
– Тем не менее мы вернёмся к твоим «другим» чуть позже…
Ей очередной раз захотелось сесть в поезд дальнего следования, который уносит прочь от родных мест, обещая вихрь новых ощущений и впечатлений. Глоток свежих эмоций она прописала бы себе в рецепте и твёрдо следовала бы предписанному. Но она не врач, даже не медсестра, хотя мама частенько называла её «скорой помощью», когда она в сотый раз спасала кого-то.
Самой вылечиться не получалось. Она болела им второй год, оправдывая его длительные бездействия, радуясь внезапным мгновениям нежности, редким путешествиям на пару дней – в общем, получалась песня: «Любовь… как боль. Расставание… как дыхание». Но глотки свободы не расширяли, а путали пространство, превращая дни в тоскливый заброшенный мир.
