Она сидит перед экраном. Потрепанная временем обстановка выдает ее. Здесь не следят за чистотой, порядком, едят все что подешевле, да побыстрее – все подчинено одной цели, а именно вернуться к экрану.
А там?
Пересекающиеся линии, точки, гроздьями рассыпанные по экрану. Все так живо изменяется, хотя, в сущности, там больше ничего нет.
Линия ползет вверх – мы ликуем, подгоняя еще и еще, вниз – мобилизуем резервы, вот две линии встретились – наша продолжила путь вверх, а другая или с нами, либо вниз. Все замечательно, ты счастлива – впереди новые высоты. Но ты не видишь меня, стоящего за спиной.
Ты не оглянешься. Я там – по крайней мере для тебя. Часть нашей линии – хоть и крохотная. Хочу позвать тебя, но не решаюсь. Запись закончилась, следующий повтор будет завтра. Хаос мигающих точек на экране. Тебе хочется спать, и ты вытягиваешься в продавленном кресле.
Дверь за мной тихо закрылась.
Темная, неосвещенная улица встречает меня…
– Как вас подстричь?
Как обычно.
Гул машинки над моим ухом. Яркий свет и моё отражение в зеркале. С меня снимают по чуть-чуть, пряди волос падают на клеенку и соскальзывают вниз. Иногда я сам подталкиваю их изнутри пальцем.
С затылком и висками закончили, меня просят прикрыть глаза, что я и делаю. Ножницы чикают на уровне бровей.
Зажмуриваюсь, волосы летят вниз и чуть касаются моего лица. Беззвучная пауза. Жду и открываю глаза.
Здесь сидел я – сотни раз, остриженный и обновленный. Волосы заполняют пространство вокруг меня, проникают внутрь, заставляя все тело превращаться в один сплошной зуд, и я чувствую, как мелкие иголки снаружи и внутри меня движутся навстречу друг другу, пытаясь прорвать во мне брешь.
Стул – центральный предмет комнаты, своего рода столп мироздания.
Мне очень жарко. Я сижу и выполняю час за часом свою работу. Пишу и пишу, с каждым новым словом все больше разочаровываясь в результате. Моё прошлое меня не понимает. Моё будущее – ненавидит меня.
Пот выступает по всему моему телу. Одежда тяжелеет, я все сильнее тону и вязну в этом душном воздухе. Врастаю в это место.
Застилает глаза. Не видно уже того, что я пишу. Только злоба во мне осталась. И грязный, вонючий пот, стекающий с меня.
Слова, врезающиеся в бумагу, пробивают ее, оседая внутри.
Пот размыл все страницы, теперь это сплошное черно-белое пятно.
