Памяти писателя Леонида Андреева
– В-о-о-т, залетай, крассава! – прогромыхал водитель. – Ну а чего, я же не гордый, смотрю – ты «голосуешь». Погонял масло в голове, дай, думаю, подберу. Один хрен ехать скучно, сам понимаешь. Радио надоело так, что сил нет, а тут – лишние уши.
– Спасибо вам, дорогой, только я не разговорчив, – ответил парень со сдержанной добротой и тут же испугался: а вдруг высадит?
Вместо этого водила промолчал, выкурил, сдувая пахучий дым в щель окна, сигарету, ответил без напускного пафоса:
– Молодежь щас – один понт.
– Откуда вам знать, какие мы? – спросил парень, невольно зацепившись за обвинение. Не хотелось слушать по дороге проповеди.
– Вот ты и попался! А вообще понятно: не дают жить нормально – приходится жить ненормально. В любом возрасте озвереешь по такой схеме… Куда едешь-то?
– В гости.
– В гости… – повторил водила, впервые внимательно взглянув на транзитника. – Значит, скажешь, где мне остановить, а то я со своим Альцгеймером хуже Сусанина, да?
– Балда! – ответил в рифму попутчик, звонко рассмеявшись.
– В-о-о-т, совсем другая игра пошла. Вот это я понимаю! – похвалил спутника, молодого парня лет двадцати, дальнобойщик. Следя за дорогой, он не умолкал, и речь его казалась душной, монотонной и напористой, но все больше привлекала внимание. – Значит, тебе знакома дорога в Боровичи?
– Да, бывал там пару раз, – кивнул, жмурясь от бьющего в глаза солнца, пассажир. Дальнобойщик предложил ему надеть свои затемненные очки, но тот отказался, достав из своего рюкзака кепку, чтобы спрятаться от солнечных лучей под ее козырьком.
– Место со спокойной жизнью обеспечивается за счет промышленности – заводов понатыкали еще с тех, царских, времен. При Союзе развили, люди работают, – продолжил водитель, надев в свою очередь очки. – Магазинов понаставили, а дороги там, особенно если свернуть с трассы на Окуловку, до сих пор убитые.
– Магазины магазинами, а все равно деревня, – отмахнулся парень.
– Ой, да ладно тебе. Так вот, дорога. Едешь ползком вяленый, скучаешь и нервничаешь, что теряешь время.
