1. Северный город
Он проснулся, но глаза открывать не хотел. И так знал, что за окном темнотища. Солнечные и просторные утра сентября и синие октябрьские рассветы остались далеко за чередой скучных, тесных дней. После осенних каникул дождливые утра стояли за окном черные, ночные, а днем, в серых огрызках светлого времени, жить было холодно и тошно.
Надо вставать. Он приподнялся и глянул в окно: да, темно, но на стекле снаружи нет капель дождя. Вылез из постели, подошел к окну: в черном небе, рукой подать, висели громадные, близкие звезды. Больно смотреть, какие родные. Почему больше никому на свете звезды семьей не кажутся? Да зачем ему вообще эти звезды, от вида которых обида, тоска и что-то ужасное, сиротское, смутно определяемое чувством: «Мне здесь не место. Меня зовут»?
Куда зовут, кто? Кому он нужен? Стоп. Все это – выдумки, блажь. Все это – яд одиночества. Он сжал зря встрепенувшееся сердце – нечего фантазировать. Когда вели в школу, небо уже наглухо затянуло и моросил дождь.
В школе он смотрел и смотрел в окно. Ничего не происходило. Серый день, короткий. Гаснет уже. Надо успокоиться. Стать как все. Но что с собой сделать, чтоб стать-то «как все»? Как? Вот сегодня – невыносимый день из-за утром что-то пообещавших звезд. Урок за уроком он ждал это «что-то». Уроки кончились, прошел обед, началась продленка. Хор, потом «Занимательная информатика», а теперь надо делать домашнее задание… За окном смеркается. Нет, день правда не такой, как все. Похожий на крупную стеклянную бусину, гладкую, холодную, ноябрьскую, серую от асфальта и снега, но, чуть тронешь, переливающуюся темными разводами воспоминаний и золотыми – тяжелых мыслей. «Зовут». Неужели – всего лишь мерещится?
Он оглянулся и вздрогнул: почудилось, что душный, полный детского шепота и шороха класс только снится. Нет, все вправду. Стены, парты, дети… Поморщился, потер лоб и снова стал смотреть в темнеющее окно. Там крупный мокрый снег, там сумерки.… Там свобода. Там северный ветер. И четыре стороны света.
И там – Путь. На улице, за школьным двором, за черными голыми деревьями плавно, как заколдованные, останавливаются светящие золотыми окнами трамваи: запрыгнуть – и уедешь… Куда захочешь… А куда? Некуда. Не к кому. Он – один на свете. Все.