Памяти Эдуарда Романовича Гуглина
Без тебя не было бы этой книги. Когда я вернулась домой после своей американской одиссеи, ты подвел меня к компьютеру и сказал: пиши. Я печатала, а ты подходил и подсматривал через плечо, тебе было страшно интересно, что и как со мной происходило.
Сколько воспоминаний, которые у нас были на двоих, теперь осталось только со мной. Больше никто в мире этого не помнит. Как ты читал мне вслух стихи, и я на всю жизнь влюбилась в русскую поэзию. Как ты по вечерам сквозь шумелки слушал Би-Би-Си и голос Америки, а потом подсаживался ко мне на кровать и рассказывал, что тебе удалось узнать. Как я забиралась с книжкой к тебе под стол, в уголок у батареи, и читала, а ты печатал на машинке. В твоем кабинете, с книгами на стеллажах от пола до потолка, с нашей великолепной библиотекой, и медицинской и художественной, которую ты собирал всю жизнь, со студенческих лет, когда в послевоенном Ленинграде у букинистов можно было найти все, и которую ты бросил в пустой квартире, когда уезжал ко мне. Как мы во дворе развели костер и жгли твою вторую докторскую диссертацию, которую тебе не дали закончить, отняв у тебя кафедру факультетской терапии. Там были отрывки из историй болезней, имена больных, и просто так выбросить ее было нельзя. Первую докторскую тебе зарубил ВАК, и ты стал писать вторую, и не успел. Как мы катались по льдинкам на набережной. Как ты читал лекции по фармакотерапии, по вечерам, необязательные, и к тебе набивалась полная аудитория, потому что читал ты как никто, и я тобой отчаянно гордилась. Как мы отдыхали в Крыму, и я сдуру полезла в предштормовое море, покачаться на волнах, и меня вдруг захватило и понесло, и я с ужасом поняла, что совершенно ничего не могу сделать, и тут меня выхватили и вытащили – это был ты, а я даже не знала, что ты рядом, потому что довольно далеко ушла по пляжу от того места, где сидели вы с мамой. Как мы 9 мая, в мамин день рождения и в день Победы, шли на базар и покупали ей охапки сирени и тюльпанов. Много позже, в этот день, ты прилетел ко мне в Америку и остался насовсем. Нелегальный ты мой… Как, когда я приехала домой из Америки в отпуск, ты вдруг ни с того ни с сего погнал меня за хлебом, а потом оказалось, что у тебя был инсульт, и ты старался, чтобы я не заметила, что у тебя отнялась одна рука. Ты боялся, что я останусь с тобой и не вернусь в США. И я таки не заметила, и улетела, а ты все пытался ее разработать, и она отошла, только почерк совсем испортился. Ты мне рассказал об этом только несколько лет спустя.
