Наверное, это не очень нормально – когда человек длительное
время разговаривает сам с собой. В общем-то, так и есть. Прочтите
книгу любого известного психиатра, и вы почерпнете оттуда множество
ценных идей. Самая главная – именно с подобных бесед и начинается
сумасшествие. Что ж… если рассуждать с этой точки зрения, меня
давно одолела вялотекущая шизофрения. Наверное, уже лет семьдесят
как – а может, и того больше. Если честно, я ведь не считал.
Философские беседы с треснувшим зеркалом поглощают основную часть
моего пребывания у Двери. Я разговариваю со своим
отражением по десять, а иногда даже пятнадцать часов в день: до тех
пор, пока голос полностью не уходит в хрип. Пожалуй, это моя
единственная проблема. В остальном, не буду лукавить – я чувствую
себя как нельзя лучше. Разве это не отличный повод позавидовать
мне?
Подумайте только – не простужаюсь, не устаю, не знаю боли, не
испытываю ни малейшей потребности в пище и во сне. Единственное,
что не вечно – так это память, особенно с годами: они текут
стремительно, подобно тем извилистым горным рекам, воды которых я
могу видеть со скалы. Пытаясь сохранить свежесть воспоминаний, я
последовательно общаюсь с собой на тех языках, которыми владею в
совершенстве. В понедельник – на родном, во вторник – на испанском,
в среду – на старонорвежском, четверг и пятницу отдаю французскому,
а в конце недели – тренирую латынь с древнегреческим. Глотая один
за другим холодные месяцы, я часто обращаюсь к зеркалу с вопросом:
когда же придет мой час? Оно отвечает мне однообразно –
потускневшим и мертвым молчанием. Как я устал от ожидания… нудного,
томительного и однообразного одиночества… это просто убивает меня,
высасывает последние соки из застывшего в напряжении мозга. Да, я
сам виноват. Но что я мог сделать? Ведь я получил твердый приказ:
сначала устранить охранников, а затем – и самого
доктора.
С первой частью задания я справился блестяще. Заметьте, я ничуть
не хвастаюсь, просто излагаю так, как оно есть. Всего лишь и надо
было – попросить охрану отойти в сторону, помочь мне с разгрузкой
багажа. Дождавшись, пока эти тупицы выйдут из круга, я
бесшумно покончил с обоими. А вот что касается второй – здесь, к
стыду моему, я ощутил некоторое колебание: чувство, прежде
незнакомое мне при выполнении приказа. Палец дрогнул на курке,
когда я выстрелил