Ночь, улица, кирпичная стена. Из канализационной решетки поднимаются клубы пара. Сбоку, над тротуаром, нависает изогнутый фонарь, будто тяжелое, спелое яблоко пригибает ветку. Призрачное сияние сбрызгивает древнюю кладку и асфальт – очерчивает небольшую сцену. Посреди ее вытянутая тень. Пахнет сыростью, цитрусовыми духами, гниением, совсем рядом капает вода, и ровным гулом отзывается автострада.
Слышится женский вздох. Скорее ласковый, чем уставший. Тень на стене шевелится и частично разделяется на две. Первая – крупнее, мощнее, видимо, в куртке и брюках, вторая – тоньше и изящнее, с красивым египетским профилем. Волосы собраны в хвост, костюм дамы похож на деловой: юбка-карандаш, жакет, высокие каблуки.
– Кажется, я только этого и ждала весь день, – говорит женщина, и голос у нее низкий, вибрирующий, по-детски восторженный. – Или всю жизнь? Столько раз представляла, каким будет мой… мой… – она запинается, – столько раз выстраивала это в голове, а потом соглашалась на меньшее, думала, ладно, обойдусь, и так неплохо. Нет, плохо, плохо! Как крыса, подыхающая в темном лабиринте. А сейчас хорошо, просто хорошо, и не как… когда люди задыхаются от счастья, а просто тепло и хорошо. Мне хорошо в этом крохотном тупичке, Бог знает где. Будто шла, шла и могу наконец прилечь, могу отдохнуть. Минутка счастья на дне грязной лужи. (внезапно) Хочешь томатный сок? Я купила на обед, но не успела поесть. И бутер еще, такой, в пластиковой коробке. Не хочешь?
– Не хочу. Иди ко мне.
Две тени вновь сжимаются в одну, и она кажется тоньше, напряженней, чем в прошлый раз.
– …постой. Нет, постой, только не целуй, – странным, нервным голосом просит мужчина и отодвигается. – Поцелуешь один раз, и все, назад пути нет. Господи, ты красивая. Красивая. Господи, как меня к тебе тянет. Потому и… Нет, то есть. Не потому. Стой. Да стой же, я тебя прошу: ТАК нельзя.
– О, неужели ты опять за старое? Ну а как иначе, глупыш? Мы не можем в открытую.
– Не можем, – будто эхо повторяет собеседник.
Повисает долгая пауза. Силуэт его подруги роется в карманах, достает сигареты и закуривает. Когда она стряхивает пепел, на стену летят огненные искорки. Порой дует ветер и скулит в жестяных водостоках, как раненая собачонка, – в такие минуты из прически женщины выбиваются локоны, и тени их подрагивают на фоне кирпичей.
