Нигде на всем свете, от словенских земель до южных морей, воздух не пахнет так, как лондонский (когда только возвращаешься после долгого отсутствия и делаешь первый вдох). Здесь, в лондонских доках, воздух был едким от угольного дыма и тяжелым от запаха протухшей рыбы из вчерашнего улова.
Когда-то, когда Бенедикт Фрост был еще двенадцатилетним мальчишкой и новичком в Королевском флоте, этот запах казался ему запахом свободы, запахом освобождения из ограниченного пространства корабля. Но теперь, будучи взрослым мужчиной двадцати девяти лет, он бы предпочел, чтобы эти запахи его не встречали, а провожали в плавание – и чем длиннее плавание, тем лучше. Если корабль был маленькой клеткой, то Англия – тоже клеткой, только большой.
Бенедикт решительным шагом сошел на берег с борта «Ардженты». К счастью, ему не придется оставаться в Англии дольше нескольких дней – еще до конца недели «Арджента» покинет порт, и он снова окажется в своей привычной среде. А до этого предстояло сделать только одно – доставить свою рукопись Джорджу Питману и договориться об оплате. Драгоценные страницы, исписанные от руки, оттягивали его наплечную сумку, в правой же руке он держал трость орехового дерева, металлический наконечник которой гулко стучал по доскам корабельного трапа.
– Эй, Фрост!
Он сделал еще шаг – и остановился.
– Эй, Фрост! – раздался тот же голос, и голос этот, осипший от морских ветров, безошибочно выдавал моряка.
Бенедикт не узнал этот голос, но, придав лицу добродушное выражение, все же отозвался:
– Сам ты «эй». Как дела сегодня?
– Подумываю об охоте за сокровищем. А ты? Собираешься гоняться за королевской наградой?
«Что-о-о?!» – мысленно воскликнул Бенедикт. Стараясь скрыть растерянность под бесшабашной усмешкой, он ответствовал:
– Только не в этот раз. Зачем человеку гоняться за чужими сокровищами, если он создает свое? – В ответ послышалось хихиканье, но Бенедикт не обратил на него внимания и добавил: – А тебе желаю удачи.
Взмахнув тростью таким манером, что это можно было истолковать и как приветствие, и как «пошел к черту», он продолжил путь.
Но в доках что-то было не так – впрочем, как всегда. Хм… почему не слышно обычного гвалта и ругани? И куда подевались моряки, торгующиеся со шлюхами с их грубыми голосами. И где же возгласы и ругательства, которыми обычно сопровождается разгрузка судна? Вместо всего этого слышались приглушенные разговоры людей, сгрудившихся вокруг разносчиков газет; и все с шелестом передавали их друг другу.
