Сан-Франциско
Весна 1995 года
Окружной прокурор Карл Андруз пребывал в ярости.
– Да в чем дело, черт побери? – взорвался он. – Три врача живут вместе и работают в одной больнице. Одна из них спит почти со всем персоналом больницы, другая убивает пациента ради миллиона долларов, а третья сама убита. – Андруз замолчал и глубоко вздохнул. – И все они женщины! Три чертовы женщины-врача. Средства массовой информации носятся с ними, как со знаменитостями. Они не сходят с экранов телевизоров, передача «60 минут» даже выделила для них часть программы. Барбара Уолтерс сделала о них специальный репортаж. Во всех газетах и журналах их фотографии, посвященные им статьи. Ставлю два против одного, что Голливуд собирается снять об этих сучках фильм, в котором их выставят этакими героинями! Не удивлюсь, если правительство выпустит почтовые марки с их физиономиями, как марку с Пресли. Ох Господи, уберите это отсюда! – Прокурор стукнул кулаком по фотографии женщины на обложке журнала «Тайм». Подпись под фотографией гласила: «Доктор Пейдж Тэйлор – Ангел Милосердия или Апостол Сатаны?» – Доктор Пейдж Тэйлор. – Голос окружного прокурора был полон презрения. Он повернулся к Гасу Венаблу, главному представителю обвинения: – Я передаю это дело тебе, Гас. Мне нужен обвинительный приговор. Убийство первой степени. Газовая камера.
– Не беспокойтесь, – тихо произнес Венабл. – Я позабочусь об этом.
Сидя в зале суда и наблюдая за доктором Пейдж Тэйлор, Гас Венабл подумал: «Она неуязвима для суда присяжных». Но тут же улыбнулся про себя: «Никто не может быть неуязвим для суда присяжных». Высокая, стройная, темно-карие глаза, выразительность которых еще более подчеркивало бледное лицо. Равнодушный наблюдатель не посчитал бы ее привлекательной, но более внимательный мужчина отметил бы кое-что другое – в ней как бы сосуществовали вместе разные ее жизни: радостное возбуждение ребенка, наложенное на застенчивость и нерешительность молодой девушки, под которыми проглядывали мудрость и страдание взрослой женщины. Было в ней и какое-то целомудрие. «Она из тех девушек, – продолжал размышлять цинично Гас Венабл, – которую мужчина рад был бы привести к себе домой и познакомить с мамой. Если только его маме нравятся хладнокровные убийцы».
В ее взгляде сквозила какая-то мрачная отрешенность, этот взгляд говорил, что доктор Пейдж Тэйлор ушла глубоко в себя, в другое место, в другое время, подальше от этого холодного серого зала суда, ограничившего ее свободу.
