«Когда студенты не могут снимать жизнь другого, это значит, что они поглощены чем-то, собственной драмой. Как правило, это отношения с родителями, с мамой. И тут все устоявшиеся метафоры о святом имени мамы выполняют роль убийцы.
Тогда я прошу все отбросить и рассказать об этой истории, пусть она очень личная, пусть это пока только мир твоей семьи. Но тебе необходимо рассказать о своих страданиях, раз они не дают тебе двигаться дальше: снять об этом кино или написать книгу».
Марина Разбежкина, из интервью «Горькому»
– Ну дай хотя бы двадцать рублей. Чаю пойду возьму, ёптаюать…
– Да заткнись уже, сколько можно!
Я вышел в коридор и грохнул дверью. Всю жизнь мне говорят: Олег, твоя совесть тебя погубит – и ведь правда. Давно пора перебороть себя и забить, но я ж спать не могу спокойно ночами, лежу, мозг себе пережёвываю… Вот и завела меня эта совесть в купе с человеком, которого я то ли презираю, то ли конкретно так ненавижу. На сутки. Из которых прошло всего пять часов и осталось целых (сколько там?) девятнадцать.
Я вообще уже года три не езжу на поездах, у меня с детства стойкое к ним отвращение. Но нарколог запретил ему лететь на самолёте – после инфаркта, говорит, может не выдержать, вези по земле, по земле доедет. Дал гору каких-то таблеток и укол на всякий случай. А, ещё порекомендовал заранее предупредить проводницу в составе. Купил ей шоколадных конфет и рассыпного чая. Сначала переживал, что в составе нет дежурной бригады врачей, а потом подумал: чего я волнуюсь? Ну не доедет и не доедет. Бабушку жаль, конечно… А его не жаль. У него совсем башка потекла, засыпать в одном помещении страшно.
Скажете, сволочь? Вы с ним не росли. У меня самое яркое воспоминание детства – пятно крови на обоях в прихожей, это он маму избил за то, что её подвёз домой какой-то шофёр с завода. Мама потом неделю встречала меня после школы за гаражами, стыдно ж появляться перед людьми с фонарём и разбитым носом, да и у меня потом за спиной будут шептаться: вот, мол, живёт Забелин в неблагополучной семье, бедный мальчик. Мама вообще лишнего обо мне заботилась, лучше бы о себе подумала. Наверное, потому и ушла пять лет назад, извелась. А он жив, сидит в купе и думает, где бы накатить без палева.
Сейчас главное не накручивать, отвлечься, послушать музыку с телефона. Я включаю какое-то техно, просто для того, чтобы не терзать себе душу лишний раз депрессивными текстами, сосредоточиться на электронном бите и размеренном стуке состава. Но не успевает начаться первый трек, как дверь нашего купе дёргано отодвигается и он вываливается в коридор. Я тянусь к наушникам и вижу его наигранно-беспечные взмахи рукой:
