«… как сон неизбежно покидает узилище разума, так узник непременно ускользнёт от лап своего мучителя. Так и Мы, веками пребывавшие во тьме, в глубоком подземье, вернулись в мир, принадлежащий Нам по праву рождения.
Великий, Создатель Неба, пробудился ото сна и освободил нас. Раскрыл он крылья свои, и Тьма пала на земли людские.
– Народ Мой! Да вернутся же сторицей боль и лишения роду человеческому. Подло пленившему, похоронившему Нас заживо, будто живых мертвецов.
Пусть трепещут от одного упоминания имени Нашего. И не будут знать они ни покоя ни спасения, как когда-то не знали мы…»
Леар, Эмиссар Зари.
Сил нет. Ладонь разжалась и меч, покрытый зазубринами, словно лицо – оспинами, упал в липкую грязь. В кашу – мешанину из земли, воды и крови. Солдат сел и устало облокотился о лошадиную тушу. Стеклянные глаза её бестолково таращились в задымленное небо.
Расстегнул ремешки, удерживавшие шлем, и тот одиноко покатился по земле. Вокруг, куда ни кинь взгляд, лежали мертвые. Мертвые покоились друг на друге, полные взаимной ненависти при жизни и ставшие такими близким друг другу после смерти.
Солдату протянули флягу, и он смог омыть руки и лицо. Вода принесла холод разуму и голод телу. Поблагодарив и вернув флягу товарищу, он поднялся с земли и поднял меч.
Его братья-солдаты, такие же грязные и измученные, как он сам, будто восставшие покойники бродили по усеянному телами полю. Добивали смертельно раненных. Дарили милость своим и продлевали муки врага.
Голод, рождённый холодом в глубине тела, змеей растянулся по всему нутру Солдата. Меч с шипением вернулся в ножны. Шлем же, брошенный и забытый, так и остался лежать на земле.
Огонь карабкался по толстым бревнами, подпирал, словно ладонями, огромный котёл. Черный и закопченный, этот котел походил на огромную чашу, которую по очереди хватали сотни грязных рук. Повар, тучный и жирный, обнаженный по пояс несмотря на осеннюю прохладу, мешал варево огромным черпаком. Запах пота и непонятного варева распластывался по земле подобно отвязной девке. Гнусной в своём распутстве, но такой желанной для изголодавшегося солдата. И солдаты шли. К ней.
Черпак размеренно, со смаком наполнял бесформенной жижей солдатские котелки и тарелки. Характерное чавканье, с которым каша отделялась от него и прилипала к подставленной посудине, было отвратительно. Будто беззубая шлюха во вшивой юбке посылает тебе воздушный поцелуй.