Последний день.
По карте океана прыгали дельфинчики. Карта – обрывок из учебника – была необычная, старинная, плоская, никаких объёмов и разумные родственники – эта седьмая вода на киселе – просто нарисованы среди обозначенных штрихом волн. Розово-жёлтые и скользко-гладкие на ощупь, как ракушка изнутри, стены Последнего Прибежища вздрогнули, будто ракушку кто-то тронул пальцем. Это означало, что в десятке километров отсюда, ближе к поверхности, взорвали круговую бомбу.
– Пора!
Она грациозно, одним движением, приблизилась и заглянула ему в глаза. Его зрачки расширились, возбуждение готовности выражалось только в этом. Бит был значительно массивнее, чем Биррен, и двигался грубее – но сила, скрытая в его плоти, подкупала и завораживала. Она помнила, какое впечатление он произвёл на тех людей.
Бит взял карту из воздуха, где она парила, повинуясь их взглядам, и принялся что-то делать с бумагой. Биррен поняла и вечный оскал её красивых зубов, белый, как что? что они говорят там наверху в таких случаях? словом, чудесный этот оскал приподнялся к углам и без того приподнятых тонких губ.
Он сделал самолётик из карты и метнул в сторону, положив узкую сильную ладонь на её плечо.
Потом он протянул ей обе капсулы, и этот патетический жест растрогал Биррен. Он хотел сказать, что отдаёт в её руки жизнь. Именно ей…
Взрывы – мелкие вредные взрывы – сотрясали Последнее Прибежище. Закончилось всё ударом снизу, который отбросил Биррен в его объятия. Их тела переплелись, они ощутили крылья за спиной. И он, и она были, как два мускула в одной связке. Её нимб стал совершенно отчётлив, что свидетельствовало о крайнем напряжении всех её немалых интеллектуальных и нравственных возможностей. Над её головой, более удлинённой, чем у него, формы явственно обозначился тоненький золотой обруч.
Он взглядом спросил – не выронила? Она показала капсулы, зажатые в пальцах. Розовые лаковые лепестки когтей непроизвольно выдвинулись, перепонки истончились, как плавящийся воск.
Глядя друг другу в глаза, они испили зелье: он – сам, и тотчас торопливо прикладывал сосуд к её рту. Она так ждала боли, что пропустила первый её укол. Второй заставил её отчаянно закричать, и последнее, что она запомнила, прежде чем уйти во тьму, было прикосновение его рук. Бит не выпустил её и тогда, когда шквал отвратительных ощущений сотряс его мозг сильнее, чем жалкие людские взрывы.
