1
– Лежит и лежит целыми днями, поди, уж все бока отлежал. – Стоя на коленях перед диваном с лежащим на нем престарелым супругом, Агафья Карповна половой тряпкой, коей служили старые кальсоны деда, пыталась достать пыль из узкой щели между полом и диваном. – Вонища перегаром, точно самогон опять с баллона слил, холера тебя забери.
– Не брал я, видит свет, не брал, – Василий Пантелеевич, пожевал губами, – ну сама подумай, старая, как я могу у тебя спереть, коль у тебя все под запором, а?
– Откель я знаю? Только вот в большой бутыли как раз на пол литра меньше стало.
– Хе! – Хмыкнул дед. – Это как же ты определила, коли в двадцатилитровой бутыли уж второй день, как сама отливала, две трети как было, так и есть.
– А почем ты знаешь, сколько там есть? Значит, видел? – Подозрения оформились в уверенность, толкнули к действиям. Цепкая рука, скользнув по лысому черепу, впилась в остатки волос возле уха. – Ключ сделал, зараза! А ну, давай сюда, все одно, замок поменяю.
– Ой! Пусти, старая, остатки выдерешь, – придерживая одной рукой руку супруги, дед другой извлек из кармана самодельный ключ, – на, забери, отпусти уже, больно.
– Привстав на коленях возле дивана, бабка привычно заголосила.
– Всю жизню ты мне поломал! У всех мужья, как мужья, мне ж алкаш достался. Люди живут, как сыр в масле катаются, все в дом, этот все из дому норовит. Господи, да найди уже на него управу! Мало самогон хлещет, так и не делает дома ничего…
– Так, уж и ничего, – парировал дед, – вона, калитку починил.
– Какую калитку! Проволокой привязал, так она опять отвалилася…
– Щас починю, – понимая, что полежать более не удастся, Василий Пантелеевич, кряхтя, поднялся с дивана, у выхода известил свою вторую половину, – потом пойду на Веселку, може, рыбки на жареху поймаю.
Прикрутив кое-как калитку, Василий Пантелеевич, порылся под навесом сарая. Воровато оглянувшись на окна своего старого покосившегося дома, сунул за пазуху початую бутылку самогона из бабкиных запасов. Взял снасти, и, кликнув верного спутника, старого блохастого пса Полкана направился к речке.
На речке, честно разделив пополам краюху хлеба, отдал половину псу, второй занюхал, приложившись к бутылке.
– Вот такая у меня жизня нелегкая, Полкаша, – начал обычную исповедь терпеливому слушателю Василий. – У всех бабки, как бабки, а мне язва попалась. Каждый день меня пилит…
