Вадим Месяц
ИНИЦИАЦИЯ ЦХВАРАДЗЕ
Пути господни неисповедимы. Столь же неожиданной бывает дорога в литературу. Тариэл Цхварадзе начинает писать стихи в зрелом возрасте. В 53 года. До этого – трудная судьба, далекая от изящной словесности. По масштабности – античный или библейский сюжет. Сказка. Тем более человек пишет много и хорошо. Как происходят подобные инициации – вопрос к психологу или колдуну. Суть в том, что человек превращается из одного – в другого. Происходит не поступательное развитие, а квантовый переход. Так у Джима Джармуша бухгалтер Уильям Блейк в одночасье становится легендарным стрелком после потери очков и объявления его в уголовный розыск. Так у Николаса Эчевария испанский конкистадор Кабеса де Вака после кораблекрушения превращается в индейского знахаря и пересекает пешком Американский континент.
Наш внутренний потенциал остается загадкой для нас самих. В какое-то утро ты просыпаешься и видишь, что мир изменился. А, может быть, изменился не мир, а ты сам. Что в общем-то одно и то же.
Жизнь, разделённая на части,
на «до» и «после» того дня,
когда, не без Его участья,
коснулась муза и меня.
Всё то, что было «до» – прекрасно,
но «после» радует вдвойне.
Великий доктор, как лекарство,
поэзию назначил мне!
Интриги добавляет и то, что родной брат Таро, известный поэт, Виктор Цхварадзе, неожиданно уходит из жизни в 2003 году. Таро берет эстафетную палочку из его рук и продолжает движение фамилии Цхварадзе по русской литературе. Именно по русской литературе. Вопреки политическим разногласиям и антиимперскому мировоззрению.
В этой истории чувствуется дух легенды. Судьба поэта – неотделимая от творчества вещь. Иногда более важная, чем сами стихи. Каждый поэт вне зависимости от его текстов представляет собой какой-то уникальный знак, иероглиф. И если этот знак узнаваем на общем фоне – полдела уже сделано.
Тариэл Цхварадзе не занимался продуманным позиционированием и продвижением своего образа в поэтическом пространстве. Он писал и пишет стихи, как «бог на сердце положит». Друзья называют его поэзию «народной». Что они имеют в виду? На мой взгляд, речь идет о смелости и даже дерзости поэта, вызванных в первую очередь неискушенностью восприятия культуры. Он, как подросток, может запросто повторить интонации предыдущего и, казалось бы, пройденного, не пугаясь вторичности. Он способен дважды войти в одну реку, попробовать ее воду на вкус и почувствовать аромат вина. Этот «народный», наивный подход подкупает больше, чем скепсис начитанных и раздавленных культурой мэтров, которые в возрасте Цхварадзе «подводят неутешительные итоги». Он показывает, что стихи пишутся в меру собственных потребностей автора, а не для тектонических смещений в области литературы, о которых в наше «время низкого контекста» остается только мечтать. Мандельштам определил это, как «И снова скальд чужую песню сложит. И, как свою, ее произнесет».
