– Не обессудьте, но это дело всенеприменейше ваше, господин Воловцов, и даже не спорьте! А потом вам не привыкать вызволять невинно обвиняемых, так сказать, из-под надвигающихся жерновов правосудия. Верно, Иван Федорович? – бодро поинтересовался Владимир Александрович.
При последних словах следовало верноподданнически вытянуться, лицу надлежало приобрести должную суровость. Что было немедленно осуществлено.
– Точно так, ваше превосходительство!
– А значит, в связи с этим делом вам надлежит немедленно отправляться в Нижний Новгород!
Эко высказался его превосходительство! С вывертом… Ничего не скажешь, – мастер русской словесности! Даже не преминул улыбнуться ободряюще. Вот когда ему нужно, то "наш генерал" (именно так с некоторой ехидцей называли за глаза окружного прокурора Судебной палаты действительного статского советника Владимира Александровича Завадского) мог быть эдаким добрым дядюшкой, который ежели и бывает суров, так на то всегда имеются веские основания. И первая из них – он должен видеть у своих подчиненных рвение в служении на блага Отечества.
Да и у кого из подчиненных хватит дерзости, чтобы спорить с самим окружным прокурором? Так что просьба Завадского быть к его словам лояльным ни что иное, как некоторая игра в демократию, которая его превосходительство, надо полагать, весьма забавляла. А вот то, что делом бывшего репетитора тактики Нижегородского кадетского корпуса отставного поручика Скарабеева придется заниматься именно мне, это уже безо всяких шуток.
Я тотчас почувствовал на своих плечах бремя порученного мне дела. Отнесся философски, – никуда не денешься, нужно работать. Несколько дней назад мною было завершено дело маниака, которому в ходе расследования было дано прозвище "Упырь". Все собранные материалы в силу служебной необходимости были переданы военному следователю Московского Военно-окружного суда.
Отдохнул несколько дней и вновь грудью на редуты!
Значит, в ближайшие часы предстояло покинуть Москву и ехать в дальнюю дорогу. На сей раз в Нижний Новгород…
* * *
Дело "Упыря" мне было поручено вести тотчас по возвращении в Москву из Рязани, где я вел следствие по весьма запутанному делу о двойном убийстве генеральши Безобразовой и ее служанки. А "Упырем" с легкой руки пристава Пятницкой полицейской части окрестили некоего человека (если уместно так сказать), принявшегося осквернять могилы нескольких кладбищ. Хотя слово осквернять, пожалуй, будет слишком мягким для такого изувера.
