Сев поздних яровых. Тучка. Галиаф. Ночка
После некоторого перерыва, мужики снова выехали в поле, пахать и сеять поздние яровые хлеба: гречуху, просо и лён. Будя Ваньку, Василий Ефимович ворчал: «Ты скорее вставай, и попроворней прохлаждайся! Пойди, умойся в лошадиной колоде и сон, как рукой снимет!»
«До Баусихи-то не ближний свет. Пока туда едешь, солнышко-то высоко поднимется и вовсе в картуз упрётся…», – продолжал он наговаривать неизвестно кому, запрягая «серого» в телегу.
Запрягал свою лошадь и сосед Иван Федотов:
– Ну и хахали дети пошли! Бужу, бужу Саньку, а он только мычит впросонках, да глубже в постель зарывается! – делился разговором он с Василием, задорно улыбаясь и тряся своей козьей бородкой
– Нынче, так! – отозвался Василий. Садясь в телегу, на которой уже сидел дремавший Ванька. А Иван тем временем еще приложился к заснувшему Саньке и пообещав ему за непослушание:
– Вот я тебе ужо задам! И обратился к Дарье. Он наказывал ей:
– Ты, испеки-ка нам, в поле яиц.
– Вот, еще чего выдумал! Што у нас за яйцы? Рази ты снёсся!? Ты рази не знаш, что у нас всего-навсего три курицы и кочет!? Откуда яйцы-то возьмутся. А семья-то вон какая, – злобно спустила на Ивана Дарья.
– Вон, чего положила я вам в кошель, того и хватит.
– Ну ведь до Баусихи-то не ближний свет, туда потопаешь, да день-деньской походи-ка за плугом! – хотел урезонить жену Иван.
– Ну уж свинины у нас нету. Не от ляжки же я своей отрежу.
Меж тем, в огороде Крестьяниковых заблеяла коза. Перед запряжкой лошади, чтоб тоже ехать в поле, вышел Федор в огород, а там чужая коза яблоню гложет. Долго гонялся Фёдор за вражьей скотинкой, а всё же поймал и повесил козу за рога на тын. Коза от боли заорала. Федор, сняв её с тына, напинал ей лаптем по боку. Коза с испугу перемахнула через плетень, убежала без оглядки.
Федотов, с Крестьяниновым, догнали Савельевых по выезде из села. Василий лошадь сильно не понукал, видя Серый, слегка прихрамывает на переднюю ногу. «Видно опять немножко опоил!», – с досадой размышлял сам с собой Василий.
К выезду в поле готовился и Семион Селиванов, он не торопливо запрягая свою пегую кобылу Февронью, невольно вспомнил о сивом мерине, которого он когда-то держал, и был добрый конь, но из-за масти оказался «не ко двору», навязалась на лошадь ласка, не возлюбила, принялась каждую ночь щекотать животину, замучила до невозможности. Пришлось Семиону мерина продать, а взамен приобрести пегую кобылу.
