* * *
Милый мальчик, ты был такой милый,
считал журавлей, пролетающих клином,
теперь ты взрослый, лежишь под капельницей:
сердце – Арктика, льдины, – льдины.
Ну, ничего, все проходящее, и в нашем саду, расцветут георгины
будет еще и утро звенящее:
всех журавлей будешь знать
по имени…
* * *
В лирике мало толку,
в лирике Бога мало,
зачешу набок челку,
сяду на линию горизонта:
пусть гуси цепляются крыльями
за мои босые ноги.
Я буду дремать от удовольствия,
как кошка преданная высуну язычок…
* * *
В деревне атмосфера. -
Образы, образа…
Вчера пьяный сосед
рассказал,
что там, где пустырь,
был монастырь
перед войной
с одной вдовой
там раскапывали
могилы.
Искали сокровища в земле.
кое-что было:
пуговица красноармейца,
рога и
вилы…
* * *
Ох уж этот август,
этот вечер синий
принес не по сезону
к вишням апельсины.
Летняя веранда,
открытое окно,
улица потеет,
в комнате темно.
Ты сидишь над вишнею -
не с чего начать…
Щелкнуть выключателем?
– Лучше не включать.
Безнадежный август,
все играет роль.
На газете «Правда»
сушится фасоль.
* * *
Лесничий выходит из дома,
не закрывая балкона,
ёлочные игрушки
брошены на подушки.
Лесничий позавтракал
снегом
и бросился в омут
с разбега.
– Милая, в старом пруду
я тебя непременно найду!..
* * *
Наболей на себя
меня.
В душе моей
клювик соловья.
* * *
Доведи меня
до каления,
доведи до
оледенения,
не хочу как есть -
36,6.
* * *
В небе месяц корчится,
в комнате темно,
я курю у форточки,
и смотрю в окно.
Выписывают атомы
бессмысленный маршрут,
а дворники лопатами
лохматый снег жуют.
Русь ты моя, родина,
родинка на теле,
кто тебя ни пробовал,
все тебя хотели.
С невесты татары
срывали венец…
Здесь и смерть,
как начало.
Здесь жизнь,
как конец.
* * *
Так тихо в комнате
и только тикают часы
и так не часто.
Вечер в комнату
налит до густоты,
а комната из пенопласта.
Мы ждали вечер.
И из бутылки с коньяком
коньяк разлит, а женщины из глины.
Дверной звонок.
– Здесь кто-то не живет?
– Да, не живет.
– Вот передайте домовому мандарины…
* * *
Сергею З. (сержанту
полиции Манхеттена)
Где голубой солдат
в розовых эполетах
с маской противогаза
на пепельно-сером лице,
память тевтонского ордена
безвременно канула в лету.
Никто не поднимет трубку
на противоположном конце
провода.
Вихрем реанимации
в воздух врывается зуммер.
в доме обои рваные
ветер урбанизации.
Запах формальдегида,
значит, опять кто-то умер
из суетливой нации
коллекционеров бабочек.
