* * *
Тесно. Тесно-то как. Бежали все – бежала и я. Корабль трясло. Основное освещение уже издохло, и теперь над душным потоком людей теплились аварийные маячки.
Тесно – и жарко.
Позади слышался визг складывающихся переборок, треск жилых времянок, наполнявших трюм. И кто-то кричал, что-то упругое и скользкое попалось под ноги.
«Рука», – подумала я, а потом меня нагнал свист.
И разом не стало всего – гравитации, звуков, жалких оранжевых лампочек. И воздуха тоже не стало. Поперек коридора пошла трещина, и мы оказались среди звезд.
Я не могла дышать, но все еще могла видеть. Крупные обломки нефа раскрывались вокруг меня. В висках ровно стучал пульс. Рядом проплывали тела. Я видела, как пузырится кожа под шерстью баронианского матроса, я знала, что его кровь сейчас вскипает, а такой нужный воздух разрывает ему легкие.
Агония.
Из-за обломка показался вытянутый силуэт. Он скользил, ненадолго скрывая звезды, – корабль, уничтоживший нас. Исполнитель воли Мономифа замедлил ход, и сквозь пустоту я на мгновение ощутила его взгляд – пристальный, изучающий. Ошарашенный.
«Он меня убил, – на пробу подумала я. – Ему незачем подходить так близко к цели».
Он все плыл – пугающе неспешно, а я не торопилась умирать.
«Ты всего лишь исполнила свой долг, доченька». Голос был строгим, в нем звучала гордость за меня.
Я? Долг? А, ну да.
Все изменилось. Теперь я смотрела на бойню иначе: сквозь прицелы инквизиционного фрегата, сквозь километры. Подсвеченные компьютерами биометрические сигналы быстро гасли. Последней исчезла метка маленькой рыжей девчушки в персиковом платьице.
Я помню его, наверное, по секундам – свой последний день на работе: как открыла глаза, когда щелкнул свет, как приняла душ, как одевалась, как натирали кожу застежки белья, как обожгла язык кофесинтом, как подумала, что ненавижу кофесинт… Словом, это был отличный образчик моего планетного дня. Только вот дальше всегда шла канцелярщина, шатание по офису департамента, сидение с ногами на столах у коллег. Сегодня у меня в карманах лежал комплект служебных карт, которым не место в кармане безработного гражданина третьего ранга.
Безработного – потому что в кейсе лежит заявление. По форме, бумажное, написанное своей рукой. Черт, своей рукой – это такая дикость.
Заявлению не лежалось в синтетике, оно хотело взрыва эмоций, хотело, чтобы шеф выкатил глаза, чтобы капитаны сказали:
