Хозяин Серебряного леса

Тот день начался так же, как все дни за последние несколько лет.

- Принеси пива к столу у окна, Выдра! – крикнул Толстый Торстен, нарезая хлеб.

Я бросилась в кладовую, чтобы нацедить пива.

- Выдра! Где большой котёл?! – раздался из кухни гневный вопль хозяйки Бергит, жены Толстого Торстена.

Притащив гостям кувшин пива, я метнулась в кухню – домывать котёл. Хозяйка тут же обругала меня грязнухой и непутёхой, и костерила, пока я отдраивала от стенок котла пригоревшую утром кашу.

- Выдра! Ещё пива гостям! – снова заорал хозяин.

Бросив котёл, я поспешно вытерла руки, зачерпнула из котла две кружки пива, даже не потрудившись процедить, и побежала обратно в зал, стараясь не расплескать.

- Выдрочка, горячей воды нам, да поскорее… И холодненькой родниковой воды кувшинчик… И винишка туда немного намешай… Фу, голова прямо раскалывается!.. – по лестнице, позёвывая и потряхивая неприбранными волосами спускались «дочки» хозяина.

Никакими дочками на самом деле они не были, а обслуживали постояльцев, если тем хотелось получить немного женской ласки на ночь. Чтобы не платить налоги, как за содержание дома терпимости, Толстый Торстен ловко придумал называть женщин, зарабатывавших любовью, дочками, и с честными глазами врал, что каждая – его самое-пресамое любимое детище.

«Дочки» не обижали меня, не то что хозяйка, поэтому я старалась услужить им в первую очередь. Сама домоет котёл, если сильно понадобится. Я отнесла пиво, и опять побежала в кладовую, чтобы отлить вина. Вчера «дочки» работали далеко за полночь – смех и пьяные крики постояльцев не утихали до третьих петухов. Так что не удивительно, что с утра девчонки были похожи на вяленых вобл.

Смешав вино и родниковую воду, я поставила кувшин на лёд, чтобы остыл, а сама, обжигая пальцы, вылила кипящую воду из котелка в бадейку и понесла наверх, стараясь не расплескать.

- Выдра! Котёл! – донёсся яростный вопль из кухни.

- С-сейчас! – отозвалась я и убежала на второй этаж, где были комнаты «дочек».

Сегодня здесь был полнейший разгром – на столе валялись чулки вперемешку с полупустыми тарелками, опрокинутыми кружками, хлебными корками и обглоданными куриными костями. Пахло кислым вином, потом и крепким запахом мужской страсти. Я уже умела его отличать, и боялась, как огня. Самое страшное, что может случиться – это если Толстый Торстен вздумает и меня назвать «дочкой». Нет уж, лучше драить котлы, полы и перебирать чечевицу.