Глава первая
Исключительно. Замечательные люди
Мне бабушка рассказывала: в молодости они гадали под Крещение. Как-то по-особенному ставили зеркала, глядели в них через свечи и загадывали на суженого. И бабушка один раз увидела лестницу – парадную, высокую, с ковром. И вот, она говорит, на этой лестнице появляются ноги в лакированных штиблетах, такие были модными тогда, – и медленно шагают вниз. А самого человека не видно, но еще чуть-чуть, и можно будет разглядеть его лицо. Тут она испугалась, свечи сбросила и из комнаты вон. Я говорю: бабушка, чего ж ты, глупая, побежала – суженого бы увидела. А она говорит: какой там, к лешему, суженый – страшно стало, до ужаса…
Почему-то этот рассказ мне запомнился. Я уже и замужем побывала, и развелась – а иногда приснится бабушкино гадание, лестница с ковром и ботинки, которые по ней шагают. Так, мимолетно приснится. Перед тем, как проснуться.
Вот и на этот раз я проснулась, на минутку задремав, и вижу: все правильно – ботинки на ковре. Только не лаковые, а самые обыкновенные. Принадлежат Вадиму. И он их уже надел и перед зеркалом натягивает свитер.
На часах половина двенадцатого. Лампа горит. В комнате тихо.
– Уже уходишь?
– Пора.
Могла бы и не спрашивать. Сама знаю, что пора, жена заждалась, бедная.
Он надел пиджак, ласково улыбается.
– Ну, малыш, пока? – Это я малыш.
– Пока.
– Тебе тоже спать пора.
– Конечно.
– Не заводись.
– Да что ты, конечно, пора спать. Уже сплю.
– Вот и умница.
Мы смотрим друг на друга, оба улыбаемся, как все понимающие современные люди, – а глаза у него беспокойные, и написано в них одно: господи, до чего же эта прощальная процедура опостылела! Да и у меня глаза не лучше.
– Не сердись, малыш. Все хорошо.
– Конечно. Третий год все хорошо.
Лицо Вадима сразу становится серьезным, расстроенным.
– Малыш, мы ведь договорились…
– Да ладно, я ничего не сказала.
– Сама проснешься или тебе позвонить?
– Меня разбудят.
– Это кто же тебя разбудит? – в голосе промелькнула ревность.
– Один надежный товарищ.
Подыграла. Сейчас дальше будем играть в Отелло и Дездемону.
– Что еще за товарищ? Ты знаешь, каков я в гневе?
