Студент Алексей Барсуков ехал из Москвы на каникулы. В Свердловске он решил остановиться на день, чтобы повидать школьного товарища. Алексею не повезло, он не застал товарища в городе.
Поезд уходил ночью. Не зная, как провести остаток дня, Алексей бродил по знойным, полным трамвайного грохота улицам, пока не оказался перед зданием картинной галереи. Он вошел.
В прохладных залах почти не было посетителей. Алексей долго стоял у полотна Айвазовского, на котором искрилось под луной никогда не виденное им море, задержался у этюдов Шишкина, где дремал пронизанный солнцем сосновый лес. Потом, побыв с полчаса среди чугунного кружева и чёрных статуэток каслинского литья, он спустился в зал западной живописи.
Равнодушно разглядывая копии итальянских и фламандских мастеров, оглянулся и встретился взглядом с тёмными глазами девушки.
Она смотрела из бронзовой тяжёлой рамы, слегка улыбалась и словно ждала ответа на только что заданный вопрос. Художник изобразил её склонившейся над деревянной бадьёй во время стирки. Девушка лишь на минуту оторвалась от своего занятия, подняла голову и молча спрашивала о чём-то. Она была как живая. Впечатление не исчезло, даже когда Алексей подошёл вплотную. Особенно поражали руки, лежащие на стиральной доске с влажным бельём. Руки были красные, распухшие от горячей воды и мокрые. На безымянном пальце правой руки блестело кольцо. Алексей смотрел на руки, испытывая неопределённое болезненное чувство. Он не сразу понял, что его беспокоит именно это кольцо. Оно врезалось в распухший палец, и снять его было невозможно.
На этикетке под картиной Алексей прочитал: «Челломи Паскуаль, „Прачка“. II пол. XIX века». «Итальянка», – подумал он про девушку, вглядываясь в округлое лицо с продолговатым разрезом глаз и тёмными завитками волос, упавшими на лоб.
Позади прачки была серая стена с обвалившейся местами штукатуркой. Вверху, в углу картины, виднелись нацарапанные на стене буквы: АМО.
