Солнце стояло в зените. Раскалённые
скалы, закрывавшие небо, почти не давали тени. Жаркие лучи давили
на плечи, пролетали мимо широких полей шляпы и вонзались в каменное
крошево под ногами, пытаясь расплавить его. Но ловкая женская
фигурка, что пробиралась через ущелье, не обращала внимания на
зной, несмотря на свой кожаный доспех. Лишь иногда смахивала
свободной рукой капли пота, которые начинали течь в глаза. У неё
были проблемы посерьёзнее.
Гораздо сильнее нескончаемой жары её
беспокоили толстые ремни переноски, давившие на плечи и впивавшиеся
в тело даже через два слоя кожи брони, да обманчивая надёжность
насыпи, что лежала перед ней. Девушка делала десяток осторожных
шагов, по хрустящим, становящимся всё крупнее, камням и замирала,
опираясь на копьё и вслушиваясь в тишину. Наконечник оружия,
неподвижно возвышавшийся над головой, ярко сверкал, угрожая
голубому небу. В это время всё живое старалось спрятаться в тень
или зарыться глубже, спасаясь от безжалостного пекла. Лишь акамы
залезают на ветки кустов и, не мигая, смотрят прямо на солнце,
бросая ему вызов. И, конечно, люди. Они вечно находят повод идти
наперекор всему миру.
Девушка в очередной раз
прислушалась, вытерла лицо рукавом, но не продолжила путь, а
подняла взгляд от серой пыли под ногами. Позволяя, наконец, увидеть
своё совсем молодое загорелое лицо с грязными разводами и яркие
синие глаза, сверкающие сталью ничуть не хуже острия копья. По
губам девушки скользнула тень улыбки. Довольной, но совсем
недоброй.
— Я слышу вас, — разнёсся над
камнями звонкий, спокойный голос. — И, кажется, даже чувствую вонь
вашего дыхания.
Несколько вздохов ничего не
происходило. А затем короткая тень у подножья огромного валуна
дрогнула, и из невидимой до этого расщелины вылез мужчина. Тонкая
въедливая пыль покрывала его сверху донизу, сделав густую чёрную
бороду серой. Грязная, рваная хламида пустынников явно доживала
последние дни, демонстрируя в дырах тёмную от грязи и загара кожу
хозяина. На голову намотан такой же старый и чёрный платок из
некогда дорогого и цветного шёлка. Впрочем, кое-что на человеке
резко выделялось новизной. Металлические наручи, узкий кожаный пояс
и висящие на нём длинные ножны, с узором из множества заклёпок и
широким мечом внутри.
— Эх, ну чё ты такая острожная? —
напоказ, тяжело вздохнул появившийся из укрытия и даже покачал
головой. — Сапожком каждый камень пробуешь. К каждому шороху
прислушиваешься. Кому от этого легче-то?
