***
Рыжий луч заходящего солнца озорно промчался по корпусу белоснежной яхты, когда та показалась на горизонте. Под тяжестью мнимого достоинства вальяжного судна матовая слизь реки прогнулась и сморщилась. Хозяин яхты, Богатая Душа, пустился в плаванье по реке "Зависть" так давно, что, и сам уже не вспомнит, когда началось его путешествие. С тех пор Богатая Душа не причалил ни к одном порту, все казались ему недостойными. Дни на роскошной яхте мелькали как страницы, серые грубые пустые, без надежды на изменение сюжета. Они складывались в однообразные книги, книги – в тома, тома – в библиотеки, библиотеки – в бесконечность, и с таким нелегким грузом яхта продолжала свой скорбный вояж.
Обычно Богатая Душа просыпался в скверном настроении, так поздно, что уже не помнил, как выглядит божий свет. Слуга приносил костюм хозяина из иголок и репейника, острые и длинные колючки торчали как наружу, так и внутрь одежды. Костюм причинял мучения, но Богатая Душа неизменно выбирал только щетинистые ткани. Богатая Душа одевался, морщившись, жаловался слуге на отвратительный сон. Учтивый слуга сочувственно кивал, не проронив ни слова. Затем Богатая Душа располагался на высоком кресле перед низким журнальном столиком. Завтракать в таком положении было неудобно, но столик был наследством от бабушки Богатой Души, а стул был редчайшим антиквариатом, который однажды проиграл в кости Богатой Душе его Конкурент. Богатая Душа не мыслил себя без этих вещей, и каждый день до боли в пояснице тянулся к кофейнику, из тонкого носика которого с шипением лилась в чашку Богатой Души мутная грусть. Перекусив омлетом с ломтиками самовлюбленности, Богатая Душа брался за чтение газетных сводок, а затем, ворча на политиков, футбол и погоду, брался надиктовывать телеграммы: "Людка из третьего поезда – шлюха", "Виталька существует только на деньги папашки", "Манька – кривоногая коза", "Ирка поправилась, а Валька опять на сносях", "Игорь Матвеевич неправильно сына воспитывает", "Старому хмырю опять везет, ему незаслуженно привалило богатствошко". Слуга записывал, и с каждым новым предложением, скрючивался от сильных резей в желудке, скрежетал зубами, мрачнел, но писал, а Богатая Душа старался не обращать внимания на мучения слуги.
