Внуково. 2 июня 1964 г.
Соловей в кустах белой сирени пел так, что они невольно остановились, заслушались.
– Как в сказке Андерсена, Клавдия Кузьминична.
– Андерсен – выдумщик, Фирочка. Соловей призывает самку для продолжения рода. Это естественный отбор. Ему дела нет ни до сказок, ни до смерти, ни до нас с вами. Фирочка, а вы эмоциональны и чувствительны, да?
– Я не знаю, Клавдия Кузьминична. Да нет. Просто чудо как поет соловушка.
Две женщины – зрелая и юная – неторопливо шли по освещенной дачной улице мимо заборов из штакетника, за которыми в пышных садах либо в девственном сосновом лесу скрывались большие дачи. Теплый погожий июньский день сменился столь же теплым ясным вечером. На дачах текла своя особая вечерняя жизнь, присущая лишь этому месту, этому удивительному, окутанному легендами дачному поселку.
Звуки джаза… Откуда-то издалека, со стороны «Московского писателя». Причем джаз – настоящий, играет у кого-то на огромной веранде, полной гостей.
Песня из новомодного транзисторного приемника «Легко на сердце от песни веселой»…
Смех… Развеселый пьяный гомон: «Дорогому юбиляру – лауреату! Гип-гип, ура!»
А с участка напротив – гром семейного скандала: «Ты обращаешься со мной как с домработницей! Я не буду этого терпеть! И постоянно третируешь мою маму! Звони в гараж, вызови мне машину! Мещанин и деспот! Я уезжаю, ухожу от тебя! Я актриса Московского Художественного театра, а ты – ничтожество!»
И снова – звуки джаза…
«Моя Марусечка, моя ты душенька»…
Двадцатипятилетняя Фирочка – Эсфирь Кленова оглянулась через плечо на путь, который они проделали от своей дачи: аккуратная, освещенная фонарями аллея. Вот он, этот самый «Светлый путь». Поэтому поселок так и назвали когда-то – «Светлый путь». А впереди знаменитая «канава» – узкая речушка, заросшая осокой, и деревянный горбатый мостик – граница, разделяющая поселки «Светлый путь» и «Московский писатель».
Эсфирь восторженно созерцала и канаву, и мостик, и пышные кусты персидской сирени с их волшебным ароматом, и свою спутницу и работодательницу Клавдию Первомайскую – знаменитую детскую писательницу, чьи стихи про пионеров она знала наизусть со школы, как и все дети Советской страны.
Клавдии Первомайской исполнилось сорок пять, и она была на восьмом месяце беременности. Грузная брюнетка, во время беременности она чудовищно прибавила в весе и сейчас медленно брела, точнее, плыла по «светлому пути» дачной аллеи, придерживая руками складки муаровой персидской шали на огромном выпуклом животе, обтянутом домашним платьем. Ноги ее во время беременности отекли и распухли. И она еле втискивала их в разношенные дачные туфли, у которых отрезали задники. Но лицо ее было прекрасным – возможно, некрасивым по жизни, лишенным шарма, но прекрасным, излучающим особый свет, как лица всех беременных женщин на последних сроках. И Эсфирь восхищалась ею.
