© Клокова Е., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Эта грязная земля
(1898–1914)
Весной и летом он каждый вечер садится на маленькую трухлявую, подбитую гвоздями скамейку с подкашивающимиcя ножками. Она стоит под освещенным окном комнаты, где разыгрывается театр теней. На массивном дубовом столе потрескивает и вздыхает масляная лампа, в очаге горит «вечный» огонь, играя суетливым силуэтом хозяйки, лепит его к стене, подбрасывает к потолочным балкам, ломает об угол, и этот желтый неверный свет увеличивает комнату в размерах, раздвигает границы мрака во дворе, и только неподвижная мужская фигура остается темной в некоем подобии контражура. В любое время года он ждет наступления ночи на деревянной скамейке, где когда-то сидел его отец. За много лет ножки покрылись мхом и вросли в землю, так что вставать с нее хозяину стало затруднительно, но ему и в голову не приходит поставить новую, пока у старушки цела хоть одна доска. Он убежден, что вещи должны как можно дольше сохраняться в первозданном виде, меняясь только под воздействием времени.
Он возвращается с поля, разувается на крыльце, опираясь о косяк, тщательно стряхивает грязь с ботинок, останавливается на пороге комнаты, втягивает воздух, влажный от дыхания животных, скучные запахи рагу и супа, от которых запотевают стекла, и вспоминает, как в детстве стоял у окна в ожидании, когда мать знаком позовет его к столу, а потом появится отец и даст ему дружеского тычка в плечо. Длинное худое тело мужчины сутулится, шея сгибается под необычным углом. Она так продубилась на солнце, что не светлеет и остается смуглой даже зимой. Первый позвонок, похожий на мозолистую кисту, торчит между плечами. Он снимает бесформенную шляпу, обнажает лысую голову и несколько секунд ощупывает ее ладонями, как будто пытается вспомнить, что делать дальше, или надеется услышать голос матери, давно проглоченной и переваренной землей: она всегда говорила ему, что делать. Жена упорно молчит, и он наконец решается – делает шаг, втаскивая за собой собственную вонь и животные запахи, идет к выгородке, где стоит супружеская кровать, и открывает дверь. Садится на край матраса, опирается на спинку с искусной резьбой, расстегивает грязную рубаху, то и дело заходясь кашлем. День подошел к концу, и силы иссякли. Болезнь не пощадила его плоть, тело стало легким, но ему трудно сохранять вертикальное положение, кажется, что он в любой момент может сломаться, сорваться вниз, как лист с ветки, планируя в спертом воздухе комнаты справа налево и слева направо, а потом бесшумно опуститься на пол или залететь под кровать.
