Девять жизней Рода.

Мне было пять лет, когда на грудь повесили медальон. Не было ни Нового Года, ни дня рождения, ни какого другого праздника. Как мама сказала – «просто так». Тогда он мне очень понравился – сделанный из тусклого металла, притягивал своей необычной формой и, как я почувствовал, ТАЙНОЙ. Именно тайной, потому что даже в свои пять лет понял, что внутри находится что-то особое. Уже вечером того дня попробовал открыть – заметил, что медальон состоит из двух половинок. Не получилось. Даже ножом, что стащил с кухни, пытался раздвинуть крепко скрепленные створки – увы, не удалось, лезвие постоянно соскальзывало, но оставил попытки лишь тогда, когда рассадил до крови палец. Удивился, что глубокий порез затянулся прямо на глазах, да и кровь куда-то делась – ничего не запачкал… Маленький был, но понимал, что плакать и звать маму нельзя, сам виноват…

Потом много лет фантазировал, что может быть спрятано внутри. Придумывал, что там находится карта, на которой указано где закопаны сказочные сокровища. Или предмет, с помощью которого смогу научиться колдовать…

Когда стал старше, почему-то уверовал, что внутри всего лишь фотографии моих родителей. На периодически возникающие вопросы мама всегда улыбалась и уходила от прямого ответа, повторяя каждый раз, мол, вырастишь и узнаешь, а пока учись и познавай мир. И это «УЧИСЬ» звучало так, что меня каждый раз тошнило. Более гадкого слова, которое постоянно слышал на протяжении всего детства и юности я не знал.

Лишь раз, когда исполнилось восемнадцать, и мы с мамой пошли в кафе отметить мой день рождения, НАШ совместный праздник, она в разговоре ни с того ни с сего вспомнила о медальоне. Так, обмолвилась, что это намоленная вещь и передаётся в нашей семье по мужской линии, от прадеда к правнуку, раз в сто лет, а вот открыть его сможет лишь тот, кто окажется у Черты. Пока же этот кусочек металла помогает мне жить, оберегая от опасностей и невзгод... Видно в тот день мама сказала чуть больше, чем было позволено, этот факт я осознал много-много лет спустя, а на следующий день она тяжело заболела. К счастью, всё обошлось, но к этой теме мы вернулись лишь за несколько дней до ухода из жизни моего единственного родного человека.

В тот вечер она попросила меня присесть на диван рядом с собой и, нежно погладив мою руку, своими словами внесла смятения в моё и так взвинченное состояние.