«Писать мемуары – все равно, что показывать свои вставные зубы», – говорил Гейне. Я скорее дам себя распять, чем напишу книгу «Сама о себе». Не раз начинала вести дневник, но всегда уничтожала. Как можно выставлять себя напоказ? Это нескромно и, по-моему, отвратительно.
Ф. Раневская
Меня, как и многих взрослых, не оставляют воспоминания, связанные с детскими годами. Моё беззаботное детство прошло на кубанской земле.
В начальных классах школы нас повели в историко-краеведческий музей. Женщина-экскурсовод, подведя группу ребят к диораме с фигурками питекантропов, подчеркнула, что это далёкие наши предки.
Я была потрясена. Пристально всматриваясь в одинаковые кукольные лица обезьянолюдей, я пыталась понять, который из них мой.
– Вот этот мой! – вдруг сказала подружка Ирка, показывая на явного вожака, которого я уже выбрала. – У него волосы как у меня – рыжие.
Я опешила от такой наглости. Не ожидала, что подруга отнимет у меня моего прапра-.
– Нет, этот мой! Он с палкой! Он вооружён, а значит, казак! – Я не могла, не хотела отдавать своего родственника даже лучшей подруге.
Дома попыталась всё связно рассказать, объяснить маме с бабушкой, отстоять свою точку зрения.
Бабушка сходила со мной в музей, осмотрела диораму, старательно приглядываясь и прищуриваясь. Всю жизнь она обходилась без очков. И сказала: «А нашего немае. Мабуть он в схроне як есаул».
Я была горда и счастлива. Я узнала, я нашла своего далёкого предка. И это осталось моей маленькой детской тайной.
Жизнь – странная, непонятная штука, похожая на картину.
Есть только миг между прошлым и будущим…
Чистый холст, чистое пространство. Это ты пришёл на Землю, ты родился, ты начинаешь свой путь на этой Земле. Возможно, в очередной раз.
Падают листья осеннего сада, в землю ложится зерно.
Что преходяще, а что остаётся – знать никому не дано.
Беглый мазок на холсте безымянном, вязи старинной строка.
Что остаётся, а что преходяще – тайна сия велика.
Это мой обожаемый Юрий Левитанский. В самую точку.
Картина загрунтована – повседневные не запоминающиеся будни. Их много, столько, сколько отпущено каждому Господом.
