Вадим Ионов
г. Москва
Стул стоял на чердаке среди всякого хлама. Старый стул с круглым сиденьем, тремя гнутыми ножками и винтовой штангой.
Когда он приезжал в этот старый родительский дом, то украдкой лез наверх, садился на треснувшее дерево сиденья, закрывал глаза и, оттолкнувшись ногой от пола, начинал кружиться, медленно поднимаясь на вращающейся оси.
Как только движение замирало, то ему казалось, что стоит только открыть глаза, и он увидит перед собой огромный чёрный рояль, дальний край которого не имеет очертаний и сливается с непроглядной муаровой теменью. Сам же он в «угольном» фраке неспешно поднимает «отрезанные» краем белоснежного манжета кисти рук, и кладёт пальцы на чуть желтоватые клавиши, что в темноте похожи на уложенную в ряд пастилу.
Ещё мгновение, и он начинает играть. Ноты ему не нужны, он «видит» музыку – все её страхи и восторги, её кружение и умирание…
Сегодня он будет играть вальсы, что так любит его мать, играть неистово и нежно, восторженно и печально. Закончит же он свой маленький концерт бессмертными «Амурскими волнами»…
Отец с матерью сидели за столом в комнате.
– Он опять залез на чердак?
Она посмотрела на мужа и молча кивнула головой.
– Сколько это будет продолжаться? Ему же ведь уже тридцать лет. Тридцать! Он что, собирается мучить нас до конца наших дней? У него есть профессия, есть своё жильё. Ты вот говоришь, что и какая-то девушка появилась. Так зачем же вот это всё?!
Она пожала плечами.