Казалось, что он не понимает: умирает ли его тело, или это просто хочется чихнуть? Усопнуть старику пришлось с головы. Смерть пронеслась тускло-желтой искрой по всему телу. Он вконец одряб и иссох. Старик глядел так рассеянно и спокойно, будто в пустоту. В глазах был то ли ужас, то ли осознание происходящего. Его веки оцепенели на половине пути. Когда я подошла ближе к его сидящему телу, мне удалось запечатлеть истинное обличие смерти.
Я видела, как постепенно иссякает жизнь: дрожащий, сгорбленный силуэт, который издали напоминает крюк; и без того бледная кожа, тускнеющая всё больше с каждой минутой; слегка открытый, трясущийся рот, издавал неразборчивое бурчание, переходящее в отрывистый и глухой кашель, на который всё больше не хватало сил.
Последние полгода старик часами сидел на стуле, рассматривая что-то в окне. Порой мне казалось, что он не видел перед собой ничего, но чувствовал дневной свет и тянулся к нему подбородком.
Я была одна в квартире, когда он умер. Родители работали, и наказали мне иногда посматривать за ним. Тишина, такая плотная и пульсирующая, давила на мои перепонки: в ушах стало шумно и гулко. Дверь в его комнату была приоткрыта, я дотронулась до ручки и тихонько потянула ее на себя. Старик сидел с опущенной к низу головой. Я сразу позвонила маме, она приехала через полчаса. Все это время я разглядывала его. Странно, раньше дед не казался таким беспомощным, а сейчас я будто бы залезла в его шкуру, где меня стеснило камнем тяжелых костей. Сделалось до боли обидно, что не уделяла должной заботы. Мне хотелось узнать, что же с ним станет дальше.
Начало практики отмечали у старосты группы. Студенты позвали некоторых своих друзей и в квартире образовалась куча из человек двадцати.
Шумела музыка и казалось, что ветхие фланелевые стены дрожали в такт музыки. С высоких и отгнивающих потолков сыпалась шпаклевка, в углах, помимо паутины и сырых разводов, выступала плесень. У деревянных окон стояли двое ребят и курили. Обшарпанные половые доски скрипели от каждого шага, будто бы аккомпанируя гудящему холодильнику.
Маргарита и ее подруга сидели за кухонным столом, пили белое сухое вино и плакали, вспоминая первый курс.
